За обедом его посадили рядом с Зизи Лафитт, дальней родственницей хозяев, и Ричардом Крэддоком, владельцем крупной лондонской компании по торговле хлопком.
После обеда гости переместились в бальный зал. Доусон наблюдал за танцующими, когда к нему подошел Ричард Крэддок.
– Оказывается, вы занимаетесь хлопковым бизнесом у себя в Америке. Почему же вы не рассказали мне об этом за обедом?
Доусон пожал плечами:
– В последнее время я почти не вспоминаю о хлопке – наверное, потому, что слишком хорошо провожу здесь время.
– Послушайте, вы как раз тот человек, какого я ищу. Если бы вы стали моим партнером, мы оба могли бы отлично заработать.
– Я ценю ваше предложение, но оно меня не интересует.
Доусон собрался уходить, но Крэддок схватил его за руку.
– Минуточку! – Он полез в карман, достал визитную карточку и протянул Доусону. – Возьмите это, если передумаете, дайте мне знать.
– Спасибо.
Доусон отвернулся от англичанина, скользнул взглядом по залу… и замер. Она стояла не более чем в десяти футах от него. Молодая, красивая, миниатюрная, со стройной фигуркой. По белым плечам струятся длинные светлые волосы. Платье небесно-голубого цвета украшено кружевными оборками и гофрированными манжетами. Глаза кажутся огромными. Безупречной формы маленький рот улыбается Доусону Блейкли. Доусон вдруг осознал, что стоит на месте, тупо уставившись на незнакомку. Не ответив на ее улыбку, он круто развернулся и вышел на веранду. Вскоре он почувствовал, что на плечо легла чья-то маленькая рука.
– Здесь гораздо приятнее, чем в зале, – мягко проговорила девушка. – Меня зовут Эми Уэнтворт. Насколько я понимаю, мы с вами почти соседи. Я живу в Атланте, штат Джорджия. Удивительное совпадение, не правда ли?
– Да, действительно. Что вы делаете в Монте-Карло?
– У моих родителей здесь вилла. – Эми улыбнулась. – А знаете, я бы с удовольствием прогулялась по берегу при лунном свете.
– А вы не боитесь, что в ваши туфельки набьется песок?
– Не беда. – Она быстро разулась и помахала перед носом у Доусона туфельками из серебряной парчи. – Как видите, проблема решена.
– Что ж, раз так – пошли.
Кокетливо приподняв юбки, она побежала по пляжу. Доусон последовал за ней. Догнав Эми, он обнял ее за тонкую талию. Она прислонилась к нему. Лунный свет, играя в ее волосах, превратил их в подобие сияющего нимба. Девушка засыпала Доусона бесчисленными вопросами. Они прошли не меньше двухсот ярдов, когда он остановился и положил обе руки ей на талию.
– Вы слишком много болтаете, Эми Уэнтворт.
Он медленно разомкнул руки, снял смокинг и расстелил его на песке.
– Садитесь, – приказал он, подавая Эми руку.
– Доусон Блейкли, у вас весь смокинг будет в песке.
Он улыбнулся и, опускаясь рядом с ней, сказал:
– Ничего, можно купить новый, а эти хорошенькие ножки у вас на всю жизнь.
Эми села. Доусон приподнял ее юбки и принялся методично стряхивать песок. Неожиданно он наклонился и поцеловал подъем правой ноги. Эми возбужденно ахнула.
– Ну что, теперь лучше? – спросил он.
– Замечательно. Вы определенно умеете обращаться с дамой. Кстати, много их у вас?
– Сотни, – усмехнулся Доусон. – Но вы задаете слишком много вопросов, юная леди.
– Знаю, и все же вот еще один. Вам бы не хотелось меня поцеловать?
– Думаю, что хотелось бы, и даже очень.
Склонившись над Эми, он коснулся губами уголка ее рта.
– Вы так прекрасны, что мне не хватает слов. – Он снова поцеловал ее, на этот раз по-настоящему, и прижал к себе так крепко, что Эми едва могла дышать. Почти не отрываясь от ее губ, Доусон повалил ее на спину, сдвинул с плеча пышную оборку и стал целовать обнажившуюся нежную кожу.
– Кэтлин, о Кэтлин, любимая…
Эми встрепенулась:
– Я вовсе не Кэтлин. Кто она такая?
– Извините, – пробормотал Доусон и встал. – Вам лучше вернуться.
– А вы разве не идете? Тогда и я останусь! – заявила Эми.
Она шагнула ближе и попыталась его обнять, но Доусон резко высвободился, наклонился к ее уху и сказал:
– Сегодня вечером мое общество не доставит вам удовольствия, юная леди.
Внезапная перемена в его настроении обидела Эми. Едва сдерживая слезы, она заплакала и побежала к дому.
Доусон проводил ее взглядом и еле слышно произнес:
– Тем лучше.
Оставшись в одиночестве, он устало опустился на песок. Взошла луна, а он все сидел и думал о золотоволосой любимой, оставшейся в Америке. Когда жар, сжигавший его изнутри, стал нестерпимым, Доусон порывисто встал и, быстро раздевшись, бросился в море. Вода приятно холодила его разгоряченную кожу. Доусон заходил все глубже и глубже, а потом поплыл, пока от напряжения не заболели мышцы. Перевернувшись на спину, он смотрел на небо, а волны медленно несли его к берегу. Порой у него мелькала мысль, что ему не добраться, а за ней приходила другая: какая разница, вернется он или нет.
Натянув на мокрое тело одежду, Доусон медленно побрел назад, сел в коляску, и кучер повез его к вилле баронессы.
Дверь в спальню была приоткрыта. Когда он проходил мимо, Сьюзен окликнула:
– Доусон, это ты? Я так волновалась!
– Сьюзен, я очень устал. С твоего разрешения, я пойду спать.
– Конечно, дорогой, – сказала она, откидывая одеяло со второй половины кровати, – иди ложись.
– Извини, но я хочу лечь в своей комнате. Я все объясню тебе позже.
Он ушел. Баронесса проводила его взглядом, и на ее красивое лицо набежала тень. Интуиция подсказывала ей, что роман с красивым американцем близится к концу.
Родители Скотта Александера считали его самым красивым младенцем на свете. Луи и Абигайль тоже души не чаяли во внуке, а Ханна была счастлива, что в Сан-Суси снова появился малыш.
Кэтлин очень любила сына, и ей никогда не надоедало ворковать с ним. После рождения ребенка она и к мужу стала относиться добрее.
В детскую вошла Ханна.
– Ну-ка, молодые люди, – строго объявила она, – вам пора дать пареньку поспать. Мисс Кэтлин, передайте мне ребеночка, я положу его в колыбельку. Этак вы его совсем разбалуете.
– Глупости, как можно избаловать младенца шести недель от роду? Хантер, скажи ей, что это ерунда.
Хантер улыбнулся:
– Дорогая, мальчику действительно пора в кроватку. Да и тебе пора отдохнуть.
– Слушаюсь, доктор Александер, – со смехом согласилась Кэтлин.
Час спустя он постучал в дверь ее спальни и вошел, неся серебряный поднос со стаканом молока. Взяв руку жены, он поцеловал ее и прошептал:
– Скажи, дорогая, как ты себя чувствуешь? Я подумал… теперь, когда ребенок родился, может, мы могли бы…
– Что?
С мольбой посмотрев на жену, Хантер наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. Его порыв застал Кэтлин врасплох, и прежде чем она успела сообразить, что происходит, он уже целовал ее – страстно, требовательно, крепко прижимая к себе.
– Хантер, прошу тебя! – Она оттолкнула его от себя. – Что на тебя нашло?
– Дорогая, я так по тебе соскучился! После родов прошло уже шесть недель, к тому же ты сказала, что чувствуешь себя прекрасно. Я хочу снова заниматься с тобой любовью.
– Нет! – Кэтлин отстранилась. – Я ужасно устала, мне приходится среди ночи кормить ребенка, я плохо сплю и…
Хантер медленно выпрямился.
– Прости. Больше я тебя не побеспокою. Ты сама дашь знать, когда мне будет позволено вернуться в общую спальню.
Подложив руку под голову, Хантер лежал без сна на большой кровати и курил. Его мысли непрестанно возвращались к семейным проблемам.
«Она меня не любит, никогда не любила, – с грустью думал он, – и, возможно, не полюбит. Но если я буду терпелив, со временем она примет меня как своего мужа. Надо дать ей время».
Вздохнув, Хантер встал с кровати и, бесшумно ступая, направился в сторону детской. Открыв дверь, он замер на пороге. Перед ним предстало прекрасное зрелище: в кресле возле колыбельки сидела Кэтлин, держа сына у груди.
Несколько минут Хантер любовался этой сценой, потом на цыпочках подошел к креслу и отнес младенца в колыбельку. Кэтлин по-прежнему спала. Хантер поднял ее с кресла.