– Скотти, это правда, я твой отец, клянусь Богом. Я знаю, я очень изменился, поэтому ты меня не узнаешь, но я действительно Хантер Александер.
Темные глаза Скотта стали огромными.
– Но… нет, не может быть. Мой отец… он… пойдемте, я покажу вам, где мой отец!
Скотт встал, предоставив калеке самому подниматься с земли, затем молча повел его к небольшому кладбищу на освященной земле. Мужчина, то и дело спотыкаясь и стараясь по мере сил поспевать за здоровыми молодыми ногами, шел за ним. Они прошли в кладбищенские ворота, и Скотт привел калеку к мраморному надгробному камню.
– Вот, смотрите, – он указал на камень, – мой отец умер.
Хантер медленно приблизился к могиле, наклонился над камнем и прочел выгравированную на нем надпись:
«Здесь покоится Хантер Александер, полковник армии Конфедерации, возлюбленный муж Кэтлин Александер, возлюбленный отец Скотта Александера, отважный герой Конфедерации, отдавший жизнь при исполнении воинского долга в Виксберге, штат Миссисипи.
30 марта 1831 г. – 3 июля 1863 г.»
Хантер несколько раз перечитал эпитафию, потом посмотрел на Скотта. Мальчик стоял, сложив руки на груди.
– Вот видите, – сказал он с вызовом, – моего папы нет в живых, он погиб на войне. Он был героем!
Хантер улыбнулся:
– Сынок, не найдется ли у тебя листочка бумаги и карандаша?
– Конечно, найдется, но зачем…
– Можешь дать их мне на минутку?
Ничего не понимающий Скотт нахмурился, но все же достал из портфеля чистый лист бумаги и огрызок желтого карандаша и протянул мужчине.
– Спасибо. Не дашь ли еще на минутку свой портфель?
Скотт дал и портфель. Хантер положил лист бумаги на портфель, взял карандаш в левую руку и стал писать: «Скотт Луи Александер всегда пытался действовать левой рукой, как я, но он правша. Во сне он закидывает руки за голову, а его правая нога всегда свисает с кровати. Его мать, светловолосая красавица Кэтлин, наверняка уже заждалась его дома, в Сан-Суси. Скотт помнит меня со светлыми волосами без седины и шрамов. Я помню его пятилетним мальчуганом. В последнее утро перед тем, как я ушел на войну, мы с ним играли в мяч в саду».
Хантер протянул листок бумаги Скотту и стал наблюдать за выражением его лица, пока тот читает. Глаза мальчика расширились. Дочитав, он опустил листок, снова повернулся к Хантеру и стал внимательно всматриваться в его лицо. И вдруг мальчик испуганно прошептал:
– Папа, это правда ты?
– Да, Скотти, клянусь, это я, дорогой.
– Но нам сказали, что ты убит на войне, мы думали…
– Сынок, произошла чудовищная ошибка. Я был тяжело ранен, но остался жив.
– Тогда почему ты не вернулся домой раньше? Если бы ты знал, как мы по тебе плакали! Почему ты не вернулся?
– Сынок, после контузии и тяжелого ранения в голову я был в шоке, я не знал, кто я, не помнил ни тебя, ни твою мать, ничего не помнил. Только в последние несколько месяцев ко мне начала постепенно возвращаться память, но не полностью, я вспоминал отдельные отрывки из прошлого, но не мог связать их воедино и по-прежнему не помнил, кто я. И только когда я добрался сюда и случайно увидел твое лицо, я вспомнил сразу все. Прошу тебя, сынок, поверь мне, я говорю правду.
Скотти со слезами на глазах протянул к отцу дрожащие руки и обнял его.
– Папа, папа… – повторял мальчик.
Уронив портфель на землю, Хантер обнял Скотта и прижал его к себе со всей силой, оставшейся в его исхудавшем теле. Почувствовав на своих щеках влагу от слез мальчика, он немного отстранился и, держа Скотта за плечи, посмотрел ему в глаза.
– Не плачь, сынок, теперь все будет хорошо, мы наконец-то нашли друг друга. Я тебя очень люблю и постараюсь наверстать все эти годы, что мы провели врозь.
– Да, папа, да. – Улыбнувшись сквозь слезы, Скотт встал и протянул руки отцу. – Давай, папа, я помогу тебе встать. – С помощью сына Хантер неловко поднялся. – Опирайся на меня, я помогу тебе дойти до дома, я очень сильный!
Хантер стоял, опираясь на сына, его рука лежала на плечах мальчика. Скотт передал портфель отцу, а сам одной рукой обхватил его за пояс.
– Подожди, Скотт, прежде чем мы двинемся в путь, скажи… твоя мама… Кэтлин…
– Что, папа?
– Она вышла замуж во второй раз?
Скотт усмехнулся.
– Папа, ну ты и скажешь! Мама любит тебя, она никогда не полюбит другого. С тех пор как ты ушел на войну, она ни разу даже не встречалась ни с каким другим мужчиной. Пойдем же скорее, мама, как и я, будет счастлива, что ты вернулся.
Подойдя к широкой двустворчатой двери парадного входа, Кэтлин вздохнула с облегчением: в окно она увидела, что на длинной подъездной дороге наконец-то показался Скотт. Но он был не один, а вел с собой нищего. Неужели ей так и не удалось втолковать сыну, что не стоит приводить домой голодных ветеранов войны? Им самим-то еды не хватает, нечего и говорить о том, чтобы делиться с бедными голодными солдатами, которых немало бродит в окрестностях Натчеза. Кэтлин не раз предостерегала Скотта, чтобы он даже не заговаривал с ними и уж тем более ни в коем случае не приводил домой.
Несчастный заметно хромал, и Скотт поддерживал его, обнимая за талию. Истощенное тело незнакомца прикрывали жалкие лохмотья, оставшиеся от его военной формы, мешковатые серые брюки и рваная рубашка болтались на его исхудавшем теле, как на вешалке. Когда странная парочка подошла ближе, Кэтлин разглядела, что вся левая сторона лица незнакомца изуродована шрамами. Солдат был почти совсем седой, и издали его можно было принять за старика, но вблизи Кэтлин поняла, что это не так. С правой стороны, там, где на его небритом лице не было шрамов, кожа была гладкой, без морщин, как у молодого человека.
Кэтлин повнимательнее всмотрелась в лицо мужчины, и вдруг с ней стало происходить нечто странное: все мышцы напряглись, кровь забурлила от каких-то необъяснимых ощущений. «В чем дело? Что со мной творится? – с тревогой думала Кэтлин. – С какой стати, глядя на незнакомого оборванного калеку со шрамами на лице, я вдруг испытываю к нему необъяснимую нежность? У меня даже возникает желание броситься ему на шею и гладить эти грязные руки и обезображенное лицо. Может, я сошла с ума? Почему сердце вдруг забилось так быстро, почему я испытываю странное возбуждение сродни сексуальному? Нет, я определенно рехнулась! Мне хочется обнять какого-то грязного незнакомца. Мало того, мне хочется, чтобы и он меня обнял!»
Кэтлин замерла в растерянности, глядя, как Скотт с нищим медленно приближаются к дому. Вот они вошли во двор, и Кэтлин не могла отвести от него глаз. Казалось, он притягивает ее взгляд какой-то неведомой силой, и эта сила – часть того безумия, которое ее охватило. Седой незнакомец посмотрел ей в глаза, и сердце Кэтлин загрохотало, как барабан. Все вдруг встало на свои места. Она сразу поняла, почему не пришел Доусон, почему Скотт так поздно возвращается из школы. Теперь Кэтлин понимала, почему он так заботливо поддерживает этого оборванца. С криком «Хантер!» она выбежала из дома, сбежала по лестнице и бросилась по подъездной дороге. Хантер смотрел, как она бежит к нему, полные губы на осунувшемся лице дрогнули и медленно сложились в улыбку. Во взгляде карих глаз появилась так хорошо знакомая Кэтлин мягкость. Хантер собирался что-то сказать, но Кэтлин не дала ему такой возможности. Она бросилась ему на шею, припала к его губам, стала покрывать поцелуями шрамы, седые волосы, в промежутках всхлипывая и повторяя:
– Хантер, Хантер…
Обнимая его, Кэтлин чувствовала выступающие ребра. Она прижималась к нему с такой силой, что возникла реальная опасность, что она опрокинет его на спину и сама упадет сверху. Хантер молча стоял, опустив руки и позволяя себя обнимать, гладить, орошать слезами, целовать, любить. Скотти наблюдал за родителями сквозь пелену счастливых слез, но потом застеснялся своего поведения, недостойного, как он решил, настоящего мужчины, и ушел в дом. В дверях он оглянулся. Родители все еще стояли обнявшись, вернее, мать обнимала отца, и отец наконец заговорил.