Многие знали, кто оплачивает работу Щучинского, но уличить его в связях с наркомафией было невозможно, поскольку существовал заслон из проверенной цепочки посредников. Пороки, эксплуатируемые Ильей и компанией, находились на грани преступления, но при этом предъявить ему судебный или иной иск можно было разве что в одном из телевизионных ток-шоу, посещать которые он очень любил.
Стараясь держаться на гребне скандала, Илья эпатировал публику либо откровенной бранью, словами «жопа» и «насрать», либо высказываниями типа: «Журналисту не обязательно быть грамотным, для этого есть корректор»; «Каждую женщину можно купить, только цена разная». Впрочем, на последнее высказывание он получил неожиданную и резкую отповедь симпатичной девушки из зала: «С таким, как вы, я бы и за деньги на одном гектаре не села. Вы вряд ли можете кому-то понравиться бесплатно, потому-то так и говорите». Но это не смутило Илью. Его вообще редко что смущало. Когда однажды, после заказной статьи об актрисе Потоцкой, эта самая актриса, увидев Илью в фойе концертного зала, подошла и при всех влепила ему пощечину, он только усмехнулся и промычал в сторону: «Женщины климактерического возраста бывают очень нервными». Марина его слов не услышала, зато сопровождавшая Илью «кислотная» девица вызывающе хохотнула и потом пересказала эту сцену на свой лад.
Статьи об актерах, певцах и деятелях шоу-бизнеса были еще одним источником дохода для Ильи. Он писал их иногда сам, а иногда просто сбрасывал работу начинающим журналистам. Главное было — поставить под статьей свою подпись. Фамилия Щучинского являлась гарантией скандальной популярности. Еще одним его источником дохода был словарь матерных слов и выражений, который Илья успел издать и переиздать, а также не раз прорекламировать все на тех же многочисленных ток-шоу.
Деятельность Щучинского приносила ему не только доходы, но и неприятности. Например, он неоднократно бывал бит, хотя и ухитрялся при этом избежать серьезных телесных повреждений. Его часто обзывали, материли, клеймили позором, угрожали, но он упоминал об этом с гордостью.
Серьезной неприятностью его жизни были женщины. Илья, с отрочества страдавший от их невнимания, сам не заметил, как вырастил в себе огромный комплекс, распиравший его тем сильнее, чем больших успехов достигал Щучинский на деловом поприще. Его никто по-настоящему не любил, и в глубине души Илья чувствовал, что с ним спят за деньги или за другие блага. Даже первая жена, недалекая дурнушка, вышла за него не по любви, а чтобы не считаться старой девой, да еще и получить небольшую компенсацию за предоставление ему московской прописки. Две последующие жены и вовсе хотели ободрать Илью, как липку, и только бдительность и грамотность в юридических делах помогли журналисту не оказаться в роли ограбленного идиота.
Самолюбие Ильи не могло переварить ту горькую истину, что он безнадежно необаятелен и абсолютно не нравится женщинам. Проблема, загнанная в подсознание, не исчезла, но сильно повлияла на характер и образ мыслей Ильи. Не желая признать свое поражение на любовном поприще, он стал отрицать саму любовь. Не умея завоевать бескорыстное расположение прекрасного пола, стал всех женщин поголовно обвинять в продажности. Из-за этого одно время даже появлялись слухи, что он поголубел. Впрочем, при всей своей любви к эпатажу, сменить ориентацию Илья никогда бы не смог. А его цинизм был не только конъюнктурным; он служил Щучинскому своеобразной внутренней защитой. И потому высказывания журналиста на интимные темы всегда отличались подчеркнутой грубостью: «Для женщины любовь — это розовые очки, сопли и слезы, а для мужчины — возможность засадить свой нефритовый стержень поглубже»; «У меня на работе есть девчонка, которая не пьет и не курит, зато так смачно матерится, что это заводит меня во время секса». Психологическая защита срабатывала, и временами Илья действительно чувствовал себя этаким современным героем, свысока поучающим наивных симпатяг: «Уважаемый, так рассуждать может только шестнадцатилетняя девочка, да и то далеко не каждая».
В это утро Илье до озноба не хотелось вставать с постели. Он еще не отошел от позавчерашней драки с Жоржем, да и вчера случились некоторые неприятности, грозившие Илье потерей крупной суммы денег: журналу присудили штраф за моральный ущерб, нанесенный политику Якимову, который вдруг сумел мобилизовать свои высокие связи и дойти до суда. А под вечер, когда Щучинский, успокоив себя рюмкой коньяка, уже собирался отходить ко сну, ему позвонила Эльвира и взволнованным голосом сообщила, что Фалина нашли повешенным. После драки и обвинений, которые Жорж бросал в лицо нескольким противникам, в том числе Щучинскому, у следователей наверняка возникнет масса вопросов, которыми они в ближайшее время замучают участников потасовки. Это тоже, естественно, не обрадовало Илью, и он долго ворочался с боку на бок, пребывая в изматывающем состоянии между сном и бодрствованием.
Наконец, убедившись, что все равно не заснет, Илья решил использовать это время с выгодой для себя. Два дня назад ему была заказана статья о музеях, которые в последние годы так любят открывать там и сям бывшие знаменитости. Статья должна быть небольшая, просто заметка, но очень язвительная, без прямых указаний, но с прозрачными намеками. Человек, заказавший ее по телефону, не назвал себя, но Щучинский и сам догадался, откуда ветер дует.
Илья знал, что не только его давняя деловая партнерша Эльвира Бушуева старалась испортить имидж Марины Потоцкой, но и кто-то куда более влиятельный, имевший отношение и к политике, и к бизнесу. Посредник, через которого передавался заказ, был мужиком простым, но очень серьезным. Илья вычислил его, однако молчал о своем открытии. Мужик, работавший начальником охраны у Виктора Голенищева, мог иметь слишком высокие и совершенно непредсказуемые связи, а потому лучше было в этом деле глубоко не копаться.
Сейчас, после судебного штрафа, а также недавнего проигрыша в казино, куда затащили его фанфаронистые приятели, Илье срочно нужны были деньги. Он решил раскрутить заказчика статьи на более высокую сумму, чем предполагалось раньше.
Короткие и лаконичные статьи давались Илье труднее длинных, и он довольно долго промучился за компьютером. Наконец, распечатав и еще раз перечитав текст, журналист остался доволен и с сознанием исполненного долга лег досыпать до утра.
Утренний сон после беспокойной ночи оказался слишком крепким, и Щучинскому смертельно не хотелось подниматься с постели. Но дела звали его вперед, и он усилием воли заставил себя сбросить одеяло.
Едва выпив кофе, Илья поспешил набрать номер заказчика. Тот ответил не сразу, да и первые же его слова подействовали на Илью, как холодный душ:
— Чего тебе? Статью написал? Раньше надо было почесаться. А сейчас можешь заткнуть эту статью себе в одно место.
Не дожидаясь ответной реплики возмущенного Ильи, Герасим отключил мобильник и невольно усмехнулся, представив разочарованную физиономию журналиста. Верный «адъютант» в это время подъезжал к дому Голенищевых после свидания с бывшей тещей Виктора. Сейчас, когда не стало Евгении Потоцкой, уже некому будет увековечивать память Марины, а потому пропала надобность в статье о музеях.
Крякнув от бессильной ярости и израсходовав порядочный запас матерных слов просто на ветер, Илья плюхнулся в кресло и, стараясь успокоиться, стал листать свой ежедневник. Хамство самоуверенного мужика его не просто возмутило, но и оказалось той последней каплей, которая внезапно переполняет чашу терпения. Все разочарования и неудачи последних дней навалились на Илью разом; ему захотелось хоть какой-то компенсации за тяготы и унижения своей нелегкой жизни. Этот мужик, нагло отмахнувшийся от Ильи, очевидно, считает себя неузнанным и неуязвимым. Что ж, есть способ поквитаться с ним, да еще и чужими руками. В ежедневнике был записан телефон некого спортивного обозревателя из провинции, назвавшегося Львом Сорокиным. Этот Сорокин звонил позавчера и объяснял, что хочет написать о бывших спортсменах, пришедших в политику, а потому, зная эрудицию Щучинского и в этом вопросе, хотел бы взять у него интервью. Илья никогда особенно не увлекался политикой, предпочитая более красочную и не столь опасную сферу шоу-бизнеса. Но, возможно, этому провинциалу попалась статья о спортивно-политических кланах и семьях, которую Щучинского угораздило написать примерно год назад. После той статьи Илья наслушался немало анонимных угроз по телефону и даже один раз был основательно потрепан вечером в подземном переходе, так что с тех пор избегал таких тяжеловесных тем. Потому, услышав предложение неизвестного ему субъекта, Илья поначалу отмахнулся, но после обещания Сорокина оплатить интервью, на всякий случай записал его телефон. И теперь обиженный журналист без колебаний набрал номер, который по чистой случайности еще не вычеркнул из своего ежедневника.