Он ненавидел узость станции, запах резины, дезинфицирующих средств и человеческого тела. Он ненавидел невесомость, которая то и дело отбирала чувство ориентации в пространстве и вызывала приступы тошноты. Он ненавидел скучные упражнения, которые спасали его мышцы от дистрофии, монотонный распорядок дня и эксперименты, которые часто казались ему бессмысленной трудовой повинностью.
Он ненавидел ощущение того, что лишь тоненький слой металла в несколько миллиметров отделяет его от среды, убивающей всё и вся. Большинство людей на Земле не догадываются, что полёт в космос продолжает быть опаснейшим приключением, в котором человек находится на передовой научно-технического прогресса. Метеорит величиной с ноготь или кусочек космического мусора способен пробить в обшивке дыру с кулак, тем самым в ту же секунду убить космонавтов.
Но больше всего Кантони ненавидел своё заточение с этим неотёсанным грубияном Юрием Орловым. Его командир был одним из самых опытных космонавтов мира. Он успел побывать на борту станции «Мир». Однако Юрий был ещё и человеком настроения и не считал нужным скрывать свою неприязнь к напарнику. Теперь у него разыгралась паранойя, и он выдвинул фантастические обвинения против Кантони, который, однако, был обязан сохранять спокойствие в сложившейся ситуации. К тому же, Кантони был биологом, а не профессиональным космонавтом.
— Исчезни! — прошипел сквозь зубы Орлов.
— Юрий, я…
— Исчезни! — рявкнул русский. — Видеть тебя не хочу!
Довольно!
— Ах ты, тупой русский идиот! — заорал Кантони. — Ты меня уже достал своими командирскими замашками, а теперь ещё истерику устраиваешь! Соберись, чёрт подери! То, что ты — командир, не даёт тебе…
Орлов изрыгнул длинное русское ругательство. После этого он схватил из стенного шкафа один из справочников по управлению станцией и запустил им в Кантони.
— Исчезни, саботажник! — прорычал он вне себя от ярости. — Если я ещё раз увижу тебя у центрального компьютера, сверну тебе шею голыми руками!
Кантони хотел уклониться от тяжёлого предмета, но поскольку он парил в невесомости, то лишь беспомощно всплеснул руками. Книга угодила ему в лоб, и его с силой отбросило назад. Несколько крошечных красных капелек повисло в воздухе.
Он ощупал голову и недоверчиво посмотрел на измазанные кровью пальцы. Затем бросил на Орлова взгляд, исполненный ненависти, но тот уже повернулся к компьютеру, игнорируя присутствие напарника. Поборов желание запустить в него книгой, итальянец медленно проплыл по шаттлу до модуля «Заря», долго искал аптечку, нашёл её под полиэтиленовым мешком для грязной одежды и наклеил себе пластырь на лоб. Рана была пустяковой, серьёзным было само происшествие.
Кантони понимал, что должен сообщить о поведении Орлова, но решил этого не делать. Здесь, наверху он был в заложниках у взбалмошного командира. «Просиживатели штанов» из Центра управления полётами ничем не могли ему помочь, а жалоба вконец испортила бы и без того скверное настроение Орлова. Если запуск состоится, то совсем скоро он окажется дома. А оставшиеся несколько дней как-нибудь переживёт.
Большинство из его сослуживцев отдали бы всё, чтобы оказаться на месте Кантони. А он всей душой тосковал по Чилии и детям, по маленькому домику на холмах Тосканы, по куску чиабатты, залитому оливковым маслом, и согретому лучами заходящего солнца бокалу кьянти. Тоска была настолько сильной, что ощущалась как физическая боль.
Единственное, что после долгого времени, проведённого здесь, его ещё впечатляло — вид из иллюминатора.
Вернувшись в лабораторию «Дестини», он позволил себе забыть об экспериментах и долго жадно смотрел на Землю, которая казалась такой близкой, но была такой недостижимой.
Сверху видно, какая у Земли тонкая атмосфера, — чуть толще кожуры огромного синего яблока. Всю красоту этого уникального места вселенной можно было оценить лишь на контрасте с пугающей абсолютной пустотой и холодом космического пространства. Но там, внизу, люди почти не задумываются об этом и ведут себя так, будто они мгновенно смогут перебраться на Марс, когда условия жизни на Земле будут окончательно погублены.
За скоплением облаков, которые с этой высоты напоминали пасущихся на лугу овечек, он разглядел очертания Ютландии и побережья Северного моря, которое беззвучно искрилось внизу. Гамбург вырисовывался грязно-серым пятном на ярко-зелёном ковре Северо-Германской низменности — кучка пепла рядом с извилистой нитью Эльбы.