Надвигались сумерки. Даш Аколю было жарко, мысли его путались, голова болела. На улицах, еще не просохших после полуденного дождя, пахло цветущими апельсинами и мокрой глиной. Перед взором Даш Аколя возник образ Марджан: ее румяные щеки, черные глаза, опушенные длинными ресницами, завитки волос, рассыпавшиеся по лбу. Он подумал о своей прежней жизни. Картины одна за другой проходили перед его глазами. Даш Аколь вспомнил прогулки с друзьями у гробниц Саади16 и Баба Кухи...17 Иногда он улыбался, иногда хмурился. Но одна мысль преследовала его неотступно: он боялся возвращаться в собственный дом. Подобное состояние было невыносимым. Словно что-то оборвалось в сердце Даш Аколя: ему хотелось уйти, исчезнуть. Он с тоской подумал, что ночью, наверно, опять будет пить водку и разговаривать с попугаем. Жизнь представлялась ему мелкой, пустой и бессмысленной. На память пришло какое-то стихотворение. Не вдумываясь, он стал тихонько читать его про себя:
Я завидую пиршествам узников, яства которых — звенья цепей.
Потом вспомнил другую строку и прочел ее немного громче:
Сердце мое обезумело, о мудрецы, принесите цепи!
Ведь нет иного средства дли обуздания безумца, кроме цепей мудрости!
Он читал глухим печальным голосом, как будто утратил все силы, и мысленно был где-то далеко-далеко... Потом замолчал.
Когда Даш Аколь дошел до квартала Сардизак, уже темнело. Это было место, где когда-то бесчинствовал веселый и беспечный гуляка Аколь, и никто не решался остановить его. Он устало опустился на каменную скамью возле какого-то дома, достал чубук, разжег его и начал потихоньку затягиваться. Ему показалось, что вокруг стало еще неприглядней, чем раньше, что люди изменились так же, как и он сам. В глазах у него потемнело, болела голова. Неожиданно появилась какая-то черная тень. Тень приблизилась, и чей-то голос произнес:
— Б-б-бродяга бродягу и темной н-н-ночью увидит.
Даш Аколь узнал Кака̀ Рустама, он поднялся со скамьи, ударил себя по пояснице, сплюнул на землю и ответил:
— Будь проклят твой отец! Думаешь, ты — настоящий лутѝ? Но сдохни, после тебя даже и праха не останется!
Кака̀ Рустам в ответ захохотал, подошел ближе и с издевкой спросил:
— Оч-ч-чень давно т-ты не появлялся в этих местах. С-с-сегодня в д-д-доме у Хаджи свадьба, разве т-т-тебя не п-пус...
Даш Аколь прервал его:
— Господь отличил тебя от других: дал только половину языка, но и эту половину я сегодня у тебя отберу.
Он вытащил из ножен кинжал. Кака̀ Рустам, подобно Рустаму на изображениях в банях18, тоже схватился за нож. Даш Аколь всадил кинжал в землю, скрестил на груди руки и произнес:
— Теперь я хотел бы увидеть того лутѝ, который сможет вытащить этот нож из земли.
Неожиданно Кака̀ Рустам кинулся на Даш Аколя, но тот так ударил его по запястью, что нож выпал из рук Рустама. На крики сбежались прохожие. Они смотрели на дерущихся, и никто не решался подойти и разнять их.
Усмехнувшись, Даш Аколь сказал:
— Иди возьми свой нож, но гляди, на этот раз держи его покрепче. Сегодня ночью я хочу свести с тобой все наши мелкие счеты.
Кака̀ Рустам со сжатыми кулаками набросился на Даш Аколя, и они сцепились. С полчаса они катались по земле, пот лил с них градом, но никто не мог одержать верх. В драке Даш Аколь сильно ударился головой о мостовую и едва не потерял сознание. Кака̀ Рустам дрался не на живот, а на смерть. Он уже устал. И вдруг он увидел близко нож Даш Аколя. Собрав последние силы, Кака̀ Рустам вытащил нож из земли и всадил его в бок Даш Аколю с такой силой, что у обоих разжались руки.
Подбежали наблюдавшие за дракой и с трудом подняли Даш Аколя. Кровь сочилась из бока. Он зажал рану рукой, прошел несколько шагов вдоль стены и рухнул наземь. Его на руках отнесли домой.
На следующее утро, когда весть о ранении Даш Аколя достигла дома Хаджи Самада, старший сын покойного — Валихан — пришел проведать опекуна. Он приблизился к его ложу и увидел, что Даш Аколь лежит бледный, с кровавой пеной на губах. Глаза у него закатились, и он с трудом дышит. Даш Аколь узнал Валихана и сдавленным, дрожащим голосом произнес:
— В этом мире... я... имел... лишь одного попугая... дорогой попугай... отдай его... ей...
Он умолк. Валихан достал шелковый платок и вытер слезы. Даш Аколь потерял сознание и спустя час умер.
Весь Шираз оплакивал Даш Аколя.
В тот же вечер Марджан поставила перед собой клетку с попугаем и стала рассматривать его яркое оперение, кривой клюв и круглые невыразительные глаза. Неожиданно попугай заговорил грубым голосом, голосом Даш Аколя:
— Марджан, Марджан... ты убила меня... Кому я скажу об этом?.. Марджан... любовь к тебе меня убила!