Генка не оставил матери записки. Но она знала по опыту, где надо искать сына, если его долго нет.
— Била ты свою Дашку мало! — с порога заявила она соседке. — Если бы ты драла ее так же, как я своего, — сидели бы они оба сейчас дома!
— Но ты же своего била, сколько надо? — растерянно спросила Светлана Карповна.
— А толку-то бить, если за стенкой — дурной пример! Такая хулиганка — и почти не бита. Вот и моему, понятно, тоже захотелось безнаказанности. Ходил за твоей Дашкой, точно хвост… Ты же не станешь спорить, что это Дашка сманила с собой Генку?
— Почему — Дашка? — слабо возразила Светлана Карповна.
— Так мой-то — дурачок! Уж сколько я драла его — а он никогда не думал бежать из дома! И не додумался бы сам, — победно отвечала ей соседка, протискиваясь мимо нее в дом.
— Я говорила, чтобы ты перевел Павлика в блатную школу! — не обращая внимания ни на кого вокруг, стала выговаривать мужу Трансильвина Валтасаровна.
— В элитную, Таисья, — оборвал ее Сергей Павлович.
Трансильвина Валтасаровна никому не позволяла называть себя Таисьей. Тех, кто нарушал запрет, ждала такая взбучка, что бедняга ежился потом целую неделю.
О том, что ее когда-то звали Таисией Васильевной, не подозревал даже ее собственный сын Пашка. Узнай он об этом — вот бы удивился. А если бы ему сказали, что когда-то его маму звали Таськой — он ни по чем бы не поверил.
Словом, услыхав, что муж вопреки всем запретам называет ее Таисьей, как много лет назад, Пашкина мама поняла, что он действительно здорово расстроен. Так, что ему даже ее гнев сегодня будет ни по чем. Поэтому она решила помолчать.
Ни разу еще в Дашиной комнате не собиралось столько взрослых. Пришла даже мать Люды — и другие родители подвинулись, чтоб не сидеть с ней рядом на диване. Было шумно. Все говорили, не слушая друг друга. Валина мама составляла заявление в милицию. Пашин отец уже узнавал на вокзале и в аэропорту — детей там не видели. Теперь он рассказывал, куда поедет с поисками сам, если ребята завтра не вернутся, и кому будет предлагать деньги за поиск детей.
Мишин отец ругал Мишину маму за то, что она слишком интересовалась волшебством и забивала им голову Мишке, в то время как парню надо было учиться и думать о будущем. Мишкина мама, наоборот, объясняла случившееся тем, что она не заставляла Мишку выполнять все ритуалы, которые каждый день проделывали ее товарищи. И мало того, отпускала с отцом в кино!
Катины папа и мама, конечно, тоже были сильно обеспокоены. Но что-то говорило им, что Кате сейчас не так уж плохо и рано или поздно она вернется домой, окрепшая и загорелая. Они часто расставались с дочкой и привыкли чувствовать на расстоянии, как у нее идут дела. Например, когда Катя уезжала на соревнования, они всегда знали, выигрывает она или проигрывает, еще до того, как она звонила им по телефону. Все это они пытались втолковать сейчас другим, но тем было не до них.
Людина мама жаловалась, что ее дочь выросла неблагодарной.
— Ведь ничего для нее не жалела! — плакала она. — Жили, перебираясь с копейки на копейку, и я последнее ей отдавала… А сама всю осень хожу без теплой кофты. Вот, посмотрите, как я одета!
Валиным родителям было неловко общаться с мамой Люды. Раньше у них никогда не было таких знакомых. И они вовсе не собирались их заводить. И мама, и отец полагали, что они плохо контролировали свою дочь — вот она и связалась она с плохой компанией.
— Даша безобразно ведет себя на уроках! — выговаривали они Светлане Карповне. — То спит, то сочиняет какие-то стишки…
— Да, где ее стишки? — спрашивал Мишин отец. — Сейчас мы будем рассуждать логически! Дайте сюда ее тетрадь!
— Она же порвала ее! — говорила Валина мама. — Валя рассказывала — прямо на уроке! Чтобы не отдать учителю. Из школы бы ее за это исключить!
— Но у нее должна быть еще тетрадь, — доказывал ей Мишин отец. — Такие маленькие чудачки вроде этой Дашки часто ведут дневники. Есть у нее дневник?
Светлана Карповна в растерянности протянула ему дочкин школьный дневник.
— Не то, не то… — раздраженно пробормотал Мишин отец. Порывшись в Дашином портфеле, он сам вытащил оттуда истрепанную общую тетрадь.
— Я же говорил. Сейчас что-нибудь прояснится!
Взрослые склонились над тетрадкой.
«Там жара, и солнце лупит по воде лучами, поднимая брызги, — прочли они. — Как я туда хочу! И эти брызги почти касаются моих домашних тапок. Однажды мой тапочек упал туда, и мама спрашивала потом, где он. И я не знала, что сказать. Она меня ругала, что они мне все покупают, а я теряю. Я стояла и думала: а я могу сама — туда попасть?»
— Типичный бред, — сказал Валин отец.
— Вот-вот! — согласилась Валина мать. — Я бы уж дозналась от нее, куда там она собирается попасть. Я бы ее посадила перед собой и не разрешила с места встать, пока не скажет. Нет, я не могу понять, почему ты, Светка, ее заранее не расспросила…
— А это уже и не твоя забота, — перебил ее Валин отец. — Твоя забота Вальку нашу воспитывать, а не чужих детей. Я одно только и хотел бы выяснить — при чем здесь наша дочь?
— У них ничего общего нет! — заверила всех Валина мать.
— Об этом я и говорю! — подтвердил Валин отец.
— Представьте, мне-то каково! — оправдывалась перед ними Светлана Карповна. — Мне сейчас так неудобно. Я не виновата, что у меня дочка не такая, как все! Постоянно твержу ей: откуда у тебя твоя фантазия? Что за охота сочинять стишки? Ни я, ни муж ни чем таким не занимались. Мы оба в школе старались хорошо учиться, помогать родителям…
— А мне так нравятся ее стихи! — сказала Катина мама. — Мы с Катей тоже иногда что-то сочиняем между делом. Например, когда посуду вместе моем. Стоило бы, конечно, тоже записывать в тетрадь, когда но руки мокрые…
— У нее здесь целая сказка, — заметил Катин отец, перевернув страницу.
— С картинками, — добавила Мишина мама. — Ой, какие картинки!
— Мне-то покажите, — попыталась напомнить о себе Трансильвина Валтасаровна. Но на нее по-прежнему никто не обращал внимания.
— Каракатица нас гоняла, — прочла вслух Генкина мать.
— Каракатица нас поймала, — усмехнулся Пашин отец. — Ужастик-то какой!
— Высокая поэзия! — фыркнула Валина мать.
— Училась бы получше, — сказал Мишин отец. — Они все такие сейчас. Уроки не учат, по дому их делать ничего не заставишь…
— А что там дальше? — спросил Катин отец. — С той, с каракатицей? Удрали они-таки или нет?
— Удрали, — вздохнул Пашин отец. — Совсем удрали. Знать бы еще, куда…
— Били мы их мало, — сказала Генкина мать. — Вот они и делали все что хотят! Дайте-ка поглядеть, что там она еще насочиняла?
Взрослые снова взялись за тетрадь. Они тянули ее друг к другу и нечаянно порвали на несколько частей. Зато теперь каждому было, что читать. Все принялись бормотать вслух Дашины стихи, не слушая друг друга. Только Людина мама сидела в стороне, думая: «И кто же, интересно, здесь бездельник? Мало ли, что я нигде не работаю! Но зато я не читаю глупые детские стишки!»
В Дашиных записках родители, как ни старались, не могли увидеть никаких следов своих ребят. Но отчего-то взрослым было уже не оторваться от исписанных корявым почерком листков. Взрослые передавали их друг другу.
«Что за цирк? — думал между тем Мишкин отец. — Может быть, Мишка уже вернулся. Почему я не могу просто встать и пойти домой?»
Но с каждой секундой эта возможность казалось ему все более и более нереальной. Вроде того, как если бы он захотел прямо сейчас встать и отправиться в полет на Луну. Он чувствовал непреодолимое желание выхватить у кого-нибудь тетрадные листки, не дожидаясь своей очереди. Эй, у кого там продолжение? Разве нельзя читать быстрей?
— Это же здорово! Дальше-то, дальше что? — спрашивал Катин отец неожиданно тонким голосом.
— Ой, не могу, смотри, картинка! Вот это — каракатица. А это — ну, это тот самый мальчик, про которого дальше написано… Вот! — Катина мать толкала мужа в бок и звонко смеялась.