Олег еще раз оглядел заторопившихся на посадку равнодушных к нему фанатов и презирающих его, неведомо за что, контрактников.
А у входа в вагон стояла «хохлушка» и задумчиво усмехалась, глядя под ноги нерешительному клиенту, позорно отвергнувшему люкс с потянувшейся к нему, клиенту, душой.
Вздохнул.
Оставаться пингвином или… написать заявление в мушкетеры?
Эйнштейн, Иго, Люксембург
На следующей станции он перешел в соседний, купейный вагон, благо это не стоило больших усилий с его единственной сумкой.
Постучался, ему с готовностью открыли.
Действительно, пахнуло прохладной свежестью, желтые занавески, цветы на столике.
Перронная соблазнительница, встретила его стоя, по-хозяйски вскинув кудрявую седую головку, что вполне гармонировало с рубленым ликом команданте Че на той же самой футболке.
— Я Люксембург, наверно слышали или читали в рекламе. — Она широко улыбнулась и сделала паузу. — Люксембург, надежная целительница из Подмосковья! Это из рекламы. Псевдоним. Своеобразное производное от имени. Но я привыкла, так и зовите. Или не называйте вовсе, это приказ. Меня покойный муж так в шутку величал, поэтому я, как бы это сказать, в данном пафосном обращении слышу его голос.
— Хорошо, мадам Люксембург! — Олег покорно склонил голову.
— А эта девушка, — продолжила Люксембург, показывая на попутчицу, — для начала, чтобы у вас сразу возник объемный образ… Она — татарское иго. Да, вот так простенько, но со вкусом. Почему иго, это лучше вам на себе не опробовать, иначе конец вашей семейной жизни, которая и так уже, возможно, имеет проблемы, не опровергайте! Да, это испытание может иметь вам результатом в кровь разбитое сердце и муки до могильной плиты, но не будем о грустном. Ваше место над ней, нашей главной драгоценностью. Поглядывайте иногда, сверху или сбоку, но лучше издали.
На нижней полке справа, укрытая одеялом, лежала, точнее, полусидела, откинувшись на подушку, смуглая девушка: лукавая улыбка, миндальные глаза и родинка над губой, как искусственная мушка. Так и запелось от памяти, ретро: «…полумесяцем бровь! На щечке родинка, а в глазах любовь!» Надо же такое выдумать — иго!
Иго, в ушах золотые сережки в виде полумесяцев, слушало плеер с одним наушником, не подозревая про песню в душе нового пассажира.
— Ну, а это тоже наш попутчик, тоже новый, — не унималась Люксембург, на правах хозяйки продолжая знакомить Олега с будущими соседями, — я вам о нем уже говорила. Приятный человек, думаю, мы от него услышим много интересного.
Сверху на Олега приветливо глядел пожилой маленький человек с седой львиной гривой, действительно похожий на Эйнштейна.
— Аз есмь одесский казак и, если угодно, член глобального масонства! Мое почтение! — Эйнштейн тряхнул шевелюрной достопримечательностью.
…Так новый актер, блуждая по театральным закоулкам, вдруг обнаружит себя в слепящем огне софитов, на середине сцены, где играется незнакомая пьеса. И зрители увлечены сюжетом, и он, еще чужак, должен схватить на лету, импровизировать (суфлер в будке ломает пальцы и пучит глаза). Отыграйте, маэстро, не осрамив эпизода, и пожалуйте, если угодно, за кулисы.
— Очень приятно! — новый пассажир, бодро улыбнулся, закидывая сумку на своё верхнее. — А я… Олег.
Когда не знаешь, что говорить, говори правду.
— Вещий! — воскликнула Люксембург, вскинув пальчик кверху и делая страшные глаза.
— Пусть будет так, — согласился Олег. — Правда, не знаю, в чем моя вещесть.
Эйнштейн быстро отреагировал, смеясь:
— Вы должны будете взять Византию, отказаться от отравленных даров, прибить щит на вратах Царьграда и вернуться в Киев с победой и золотом!
— Вещесть и вечность жалости не знают! — не в тон шутнику, напротив, глубокомысленно изрекла Люксембург. — А что вы хотите, полтора года до окончания столетия! — И вздохнула, усаживаясь поудобней за столик и открывая перед собой какую-то книгу, как ворожея перед гаданием.
За стенкой — громкая гортанная речь, незнакомый язык, смех. Люксембург оторвалась от книги, указав Олегу глазами на стенку, пожала плечами: дескать, вот видите, я же говорила!
— Такое вот евразийство! — воскликнул Эйнштейн, как бы подытоживая первый аккорд знакомства. — Тем более, что мы едем из Европы в Азию. Как всё символично, аж страшно! Ждите приключений…
Если не балаган, то провинциальный театр с баламутным худруком авангардистом.