— Ну, понятно…
— Ты-то понял, а они — ка-а-к шарахнутся! Я им сказал, что пол у нас в гостинице по четыре раза с 'Защитой' моют, а вот постельное бельё меняют раз в неделю… поры и выделяют всё дерьмо.
— Ха-ха-ха! Молодец, Ромка, молодец! Так их, московских козлов!..
А вечером, уже закрывая дверь лаборатории и готовясь опечатать её личной печатью, оттиснув на коричневом пластилине, Генка вдруг остановился и сказал:
— Слышь, Кролик, у нас 'чисто-грязно' давно проверяли?
— Э-э-э… на прошлой неделе, по графику…
Генка снова открыл дверь и прошёл к стационарному дозиметру.
— Опоздаем на автобус, Ген… — неуверенно промямлил Пасхальный Кролик. — Уедет же…
— Ничего! Я сегодня на 'жеребце'. Там уже Сукнобойников ждёт… Остолопыч и Машка — обещал их до города подбросить. Ты пятым будешь…
Генка включил дозиметр и подождал секунд десять.
— Смотри, Кролик! — и он понёс датчик, ловко отсоединенный от пластмассовой коробки с решёточкой, к горлу. Секунды три ничего не было… а потом продолговатая пластмассовая полупрозрачная фитюлька, закрывающая надпись 'ГРЯЗНО' осветилась изнутри светом… словно питаемая гадостью, сидящей в горле Генки.
Кролик молча отобрал датчик, зачем-то потер его о штаны ('Брезгуешь?' — с усмешкой спросил Генка) и приложил его к своему кадыку.
— Чуть ниже прикладывай… там, где щитовидка, — сказал Генка.
Прибор помолчал и вспыхнул зелёным индикатором: 'Чисто!'
'Чисто! Чисто! Чисто!' — барабанило в голове Пасхального Кролика, когда он сидел на заднем сиденье жёлтого жигуленка-копеечки с гордым названием, данным ему Генкой, 'Жеребец'. С одного бока его подпирал Остолопыч, а с другого — Машка. Бок Остолопыча казался Кролику холодным… он почти чувствовал от Завлаба запах ладана…
…Захарыча хоронили, пригласив попа из городка К***. Он приехал и долго пел что-то печальное над гробом, размахивая кадилом. Женщины крестились, не глядя на мрачного парторга Семёныча, специально прилетевшего вместе с гробом из Киева.
— Стенки сосудов сердца истончились, — злобно сказал Семёныч Кролику в столовой, после третьего поминального стакана. — Понимаешь, Кролик? Истончились! У лыжника-то, бля, пана Спортсмена нашего… ветерана второй мировой! Эх… пей, Кролик, пей… своей бабе ноги мой и воду пей — не пустила она тебя… пришла и орёт…
…а этот мудак из горкома: 'Исключать её надо из партии!'… а я ему г-говорю…
Потом они пили водку в гараже Генки. Генка рассказывал, что 'таблетки 'калий-йод' — говно! от них постоянно мучает насморк, блёв и дрис! это на жаре-то!'
Кролик молчал и только слушал.
— … я думаю, ну его на! Снял этот… 'лепесток'… и дышу… а срать хочется — хоть в комбез вали… слышь? Вот и намеривали потом: обшлага, ширинка, повязка на морде. Везде, где чаще всего руками лазишь. Не-е-е… Кролик, слышь?.. повезло… тебе с женой, да!.. Кста-а-а-ти!!! У меня же спирт… есть. Там. В этом… шкафчике! Пошли к тебе? Я Маринке так и скажу — терпи, чернобыльские пришли! Спасители.
Обмякший Остолопыч пытался рассказать о 'закрытых градиентах', о распределении полей цезия-137 по всей Зоне на период августа 1986 года, но Кролик довёл-таки его до подъезда, мягко пресекая словоизлияния. Генка тащился следом 'по синусоиде', но молчал.
— Дозиметры индивидуальные снял — и в свинцовую фольгу, понял? На хрена тебе инвалидность по дозе, понял?..
Уже дома Кролик перезвонил Генке, покорно выслушал инвективы его жены Леночки по поводу состояния её мужа Геннадия и осторожно повесил трубку. Все были дома — живы и здоровы.
Мать, вначале шёпотом пропилившая Пасхального Кролика вдоль и поперёк, — Опять?! Ты же обещал Маринке, что!.. — вдруг смягчилась и спросила:
— Курицу будешь? Я сегодня купила. Три восемьдесят семь! Но я думаю — Бог с ним, зато хорошая! За два девяносто, говорю, пусть твоя жена Маринка покупает и лопает сама, если ума нет! А продавщица мне говорит…
— Мам! — негромко сказал Кролик. — У нас опять набор идёт — на осень и зиму. В Чернобыль. В тридцатикилометровую зону.
- 'Десятка'? — спросила мать.
— Да. Десять окладов в месяц, — сказал Пасхальный Кролик.
— И соглашайся, Коля, и соглашайся! — сказала мать.
Она тихонько подвинула к Кролику кастрюлю с жареной курятиной:
— Лопай, давай… небось устал. А может, и не ехай. Ты у меня мягкотелый, дурной. Отдашь всё Маринке, как всегда…
— Ма-а-ам!
— Не кричи, ребёнка разбудишь! Я говорю, что опять ты всё своей жене отдашь! А сам брюки себе нормальные никак купить не хочешь… ходишь, как ремок, смотреть стыдно! Всё эти 'джинсы, джинсы' ваши… Выщелкнут, понимаешь, мотню напоказ… и ходят, довольные!.. Тут компот есть холодный — будешь?
О МИРАХ ПИСАТЕЛЬСКИХ И О ВСЕЛЕННЫХ
Сидеть за компьютером приходилось постоянно. С утра Алексей выпивал две чашки кофе… потом долго смотрел на курсор, мигающий в белоснежном пространстве листа. Он видел потрясающие вещи… события, разворачивающиеся строго и последовательно… топот коней и хрипы верблюдов… трубные крики слонов, напоминающих горячие серые горы, — плавно раскачиваясь, они вышагивали, возвышаясь над курчавой зеленью кустарника…
Иногда он почти чувствовал запах пота морщинистой кожи, щурил глаза от отблеска нестерпимо яркого солнца, отразившегося от наконечника копья…
Но стоило нажать на первую клавишу, как всё исчезало.
Напечатанная фраза смотрелась нелепо и дико. Точка в конце её напоминала могильный камень. С первого же взгляда было ясно, что продолжения истории не было… и не будет никогда.
Алексей вздыхал и шёл на кухню курить. Сунув голову под самый зонтик старой вытяжки, он щёлкал зажигалкой и выдыхал густую струю сигаретного дыма, исчезавшего в дырочках сетки, закрывающей зонтик.
Кризис. Кризис. Кризис… Даже «молодого и очень перспективного автора, буквально-таки ворвавшегося в русскую литературу», как написали о нём «Известия», может, оказывается, постичь бледная немочь…
Нет, как вам это нравится?! Автор романа «Запредельный бросок» Алексей Злотов, с недавнего времени легко узнаваемый соседями в родном дворе, оказывается, не может выдавить из себя ни строчки, не вызвавшей бы у него самого рвотный позыв!
Однажды он напился. Напился быстро и весело. Голова слегка кружилась. Тысячи мыслей и образов водоворотом затягивали его туда, где всё было легко и просто, где стоило только начать нажимать на клавиши… и всё становилось бы логичным и ясным. ЖИВЫМ!
Проснулся он в три часа дня с болью в висках. Компьютер тихо гудел. В голове вяло трепыхались обрывки виденной несколько часов назад жизни…
Никогда он ещё не испытывал такого отвращения к монитору. Алексей выключил компьютер, залпом допил остатки водки и провалился в душную круговерть сна.
Сегодня он бессмысленно таращился в новостную страничку известного сайта. Было совершенно ясно, что никаких мыслей в голове нет. Нужно либо бросить писать, либо… либо выпрыгнуть с одиннадцатого этажа, раз уж жизнь дала такую гигантскую трещину.
Алексей машинально нажал на правую клавишу мышки и выбрал опцию «создать документ Microsoft Word». Экран привычно засветился белизной.
«Она была красива, несмотря на некоторую нервозность в движениях» — напечатал Алексей. С минуту он глядел на эту фразу. Обещанный редакции по договору роман «об Александре Македонском» ушёл куда-то назад, за пределы видимости… туда, куда можно заглянуть, лишь «развернув глаза зрачками в душу»…
Не отрывая взгляда от монитора, Алексей нащупал наушники и включил i-Pod…
Кот Мурзик, за последний месяц отвыкший от звуков лихорадочной дроби, выбиваемой хозяином на клавиатуре, неодобрительно мяукнул и вальяжно убрёл на кухню. Алексей уже не видел этого.
«Она была прекрасна, несмотря на некоторое волнение, сквозившее в каждом её жесте»…