– Чего? – растерялась Вика.
Нотариус окинул девушку снисходительным взглядом и проговорил:
– Тогда поправьте меня, если я ошибусь. Кузьменко Виктория Аркадьевна, родилась девятнадцатого января тысяча девятьсот семьдесят первого года, паспорт номер 45 06 408468, все верно?
– Ой… – удивленно пискнула Денисова жена Майечка.
А Вика пролепетала:
– Да, все правильно, но…
Голос нотариуса закаменел. Он строго сказал домработнице:
– Хорошо. Значит, вы тоже пойдете со мной.
Он снял с колен салфетку, вернул ее на стол и провозгласил:
– Я прошу пройти в кабинет следующих лиц: Наталья Конышева, Денис Конышев, Майя Конышева, Маргарита Хейвуд и Тамара Кирилловна Конышева. К остальным просьба оставаться здесь и ждать нашего возвращения.
«Вот гриб дает!» – в очередной раз восхитилась Наташа.
– А как же чай? – расстроилась мачеха.
– А как же я? – растерянно пробормотал Инков.
– Чаю мы с вами, Тамара Кирилловна, выпьем позже, – изрек нотариус. И назидательно добавил: – Дело, как говорится, прежде всего. – А Инкову сообщил: – Вас, Михаил Вячеславович, разочарую сразу: вы в завещании Бориса Конышева не упоминаетесь.
Михаил Вячеславович Инков выглядел совсем растерянным. В столовой все стихло, семью Конышевых и их домработницу нотариус увел в кабинет, а он остался сидеть за столом, на тарелке замерзало жаркое. «Лицо обиженное, как у ребенка, – подумал Валерий Петрович. – По такой физиономии можно, как по книге, читать».
На круглой, простецкой мордахе Инкова проглядывало неприкрытое разочарование. Лицо говорило, кричало, жаловалось: «Нет, конечно же, я не ждал, что Боря завещает мне что-то существенное. Мы ведь даже не друзья – просто коллеги, а по большому счету: Борис Конышев – начальник, я, Миша Инков, – помощник. Но когда ты знаешь человека уже сто лет… Когда ты его бессменный заместитель… Когда проводишь бок о бок с ним как минимум по пятьдесят часов в неделю… Пусть он, может, и считал меня «шестеркой», но даже не упомянуть меня в завещании…»
– Что теперь будет с фирмой Бориса Андреевича? – прервал скорбные размышления Инкова полковник Ходасевич.
– Откуда мне знать? – буркнул Инков. И горько добавил: – Не я ж там теперь начальник…
«Ты никогда и не был начальником», – быстро подумал Ходасевич.
Потом внимательно взглянул на заместителя Конышева:
– Расскажите мне про «Древэкспорт».
– Да что я знаю о «Древэкспорте»? – с горькой иронией воскликнул Инков.
– Кое-что знаете, – отрезал Ходасевич. – «Древэкспорт» – это акционерное общество?
– Да.
– Акции существуют реально?
– Да.
– А кому принадлежит контрольный пакет?
– Ясное дело, Конышеву, – Инков пожал плечами. – У него – пятьдесят один процент. У нас, рядовых сотрудников (слово «рядовые» зам Конышева произнес с плохо скрытой злобой), – десять процентов. Остальные акции – на свободном рынке. За вчерашний день, кстати, котировки упали на семь процентов.
– А в какую сумму они оцениваются? – не отставал Валерий Петрович.
Инков заученно, как на уроке, отбарабанил:
– Было выпущено девятьсот тысяч акций. На рынке присутствуют, как я сказал, тридцать девять процентов. Вчера они торговались по сто семьдесят восемь рублей за акцию. Считайте сами.
Ходасевич посчитал быстро. Задумчиво произнес:
– Два с лишним миллиона долларов, и это только акции… Но ведь есть еще активы фирмы, имущество… – И неожиданно спросил: – А кто будет преемником Бориса Андреевича в «Древэкспорте»?
Инков опустил глаза и промолчал.
«Неужели рассчитывал, что Конышев назовет своим преемником его?» – изумился Валерий Петрович.
Он весь вечер наблюдал за Михаилом Вячеславовичем и пришел к выводу: тот совсем не годился на роль руководителя. Инков, по сути своей, секретарь. Исполнительный помощник. Толковая «шестерка». Но раз на поминках присутствовал только он и больше никого из «Древэкспорта»… Значит, получается, что Борис Конышев правил своей фирмой единолично. И преемника себе не готовил.
– Вы надеялись… – мягко начал Валерий Петрович.
Инков договорить не дал – оборвал его:
– Да ни на что я не надеялся!
Ходасевич не обратил внимания на его тон, сказал задумчиво:
– А вот мне завещать особенно и нечего, богатств не нажил: однокомнатная квартирка да коллекция видеокассет. Квартирку – отдам падчерице. А кассеты – завещал другу.
Инков продолжал смотреть в пол, но в его глазах что-то дрогнуло.
– У Бориса Андреевича были друзья? – осторожно спросил Ходасевич.
– Знаете, как Дюма писал в «Графе Монте-Кристо»? – вдруг усмехнулся Инков. – В деловом мире друзей нет: есть только корреспонденты.
– Хорошо. – Валерий Петрович решил зайти с другой стороны. – Как называлась ваша должность в фирме Конышева?
Инков поморщился:
– Заместитель директора.
– По каким вопросам? – подтолкнул Ходасевич.
– По общим, – неохотно ответил Инков.
– А другие замы у Конышева были?
– Нет, – поспешно ответил Инков.
– То есть политику фирмы вы с Борисом Андреевичем определяли единолично, – продолжал наседать Ходасевич.
– Еще Вероника была… – неохотно буркнул Инков.
– Это кто? – быстро спросил Ходасевич.
– Антипова Вероника Львовна, – вздохнул зам Конышева. – Главный бухгалтер «Древэкспорта».
– Ее координаты можете мне подсказать?
Инков с готовностью полез в карман, вынул визитницу – дрянную, из кожзаменителя, – и протянул полковнику карточку:
– Вот. Тут все ее телефоны. Рабочий, домашний, мобильный.
– Я возьму? – просьба Валерия Петровича прозвучала как приказ.
– Берите, – вздохнул Инков.
В его глазах читалось: берите что угодно, только оставьте меня в покое.
– Знаете, Валерий Петрович, – вдруг произнес он. – Я что-то себя неважно чувствую… – Инков поднялся. – Вы позволите?..
– Хотите уехать? – сочувственно спросил полковник.
– Хотел бы, – вздохнул Инков. – Только я, увы, человек маленький и шофера у меня нет. А выпил я изрядно. Пойду, пожалуй, в свою комнату. Переночую здесь, а завтра уж поеду. Можно?
Полковник удивленно взглянул на Инкова – странно было, что солидный и совсем немолодой человек просит у него позволения.
– Конечно, идите, – кивнул Ходасевич.
– Спасибо, – пробормотал Инков и пошаркал к выходу из комнаты.
Полковник проводил взглядом жалкую, согбенную фигурку – и вдруг подумал: «А ты, дядя, не так уж и прост».
Хотя Наташа и делала вид, что на отцовское завещание ей наплевать, а все равно нервничала. Сложно чувствовать себя хладнокровной, когда совсем рядом, в дрожащих лапках нотариуса, спрятаны миллионы. Миллионы рублей – наверняка, а, скорее всего, и миллионы долларов. Интересно, насколько все же богат отец? Раньше Наташа никогда не задавалась этим вопросом. Гордая была: мне, мол, чужих богатств не надо – свои заработаю. Но теперь, когда жизнь шарахнула так, что приходится чуть ли не ежедневно выдергивать из шевелюры седые волоски, уже не до гордости. Поневоле начнешь надеяться на отцовские капиталы.
Ну-ка, попробуем прикинуть… Сколько, к примеру, стоит этот особнячок? Трехэтажный, кирпичный, на участке в полгектара? Наверно, не меньше миллиона долларов: здесь, в Теляево, земля дорогая… А еще, Наташа вспомнила, у папы имеется «дачка» на Кипре, бунгало в Америке, где-то в Майами, и роскошная квартира в Петербурге, на канале Грибоедова. Ну, и в Швейцарию отец сколько раз ездил – не только же на лыжах кататься? Наверняка у него и счета в швейцарских банках есть… И теперь – часть всей этой роскоши достанется ей! Как здорово!.. И как стыдно – что отца только сегодня похоронили, а она – радуется. Радуется тихо, наедине с собой – но все же… Нехорошо это: нацеливаться на деньги покойника, когда его тело едва успели предать земле. Но только что с собой поделаешь? И, если уж совсем честно, об отцовских деньгах Наташа думала и раньше – когда он был еще жив. Нет, пока у нее самой имелось дело – «Настоящий» магазин, она даже гордилась, что «плывет по жизни» сама, без отцовской помощи. Но теперь, когда дело ее разорено… Когда она вдосталь хлебнула унизительной жизни в роли тренера, читай – прислуги… Когда безденежье перестало забавлять и начало бесить…