Это не повлекло, однако, за собой изменения его воззрений И образа жизни. Его деятельность во Владикавказе была та же, Что и в Тифлисе, и тамошние полиция и жандармерия отреагировали на его появление незамедлительно и куда суровее, чем В Тифлисе, ибо Владикавказ той поры был гнездом монархических настроений. Не долго думая, они навалились на Спадовского Всей тяжестью недавно основанной службы слухов. Прошло ничтожно мало времени, как среди монархически настроенных терских казаков распространился слух, что Спадовский немецкий шпион, а в очень узком кругу свободомыслящих стали упорно договаривать, будто доктор агент тайной полиции. Его переселение во Владикавказ связывали с каким-то судебным процессом, в котором Спадовский якобы играл роль провокатора. Со своей стороны, считаю долгом заметить, что ни одна из пущенных версий никаких оснований под собой не имела. Так или иначе, но Спадовский очутился в тисках подозрения, ненависти и презрения, что немало его, однако, не смутило. Он принялся изучать создавшееся положение и быстро обнаружил источник своей компрометации. Много позже по этому делу была образована специальная комиссия, которая выяснила, что Терская служба слухов в своей деятельности не совершила ни одного правильного шага. Начиная с инструкции о создании службы, спущенной Сахновым, и кончая организацией самой службы, все носило исключительно любительский характер, осуществлялось руками бездарных чиновников и поэтому дало трещину на первой же ступени своего существования. В подобной обстановке человеку типа Спадовского не составляло затруднений добыть фактический материал и доискаться истины.
В прокламации Спадовского, которую Зарандиа положил передо мной, содержалось описание структуры службы распространения слухов, излагалась методика работы и приводился весьма точный список резидентов и агентов. Теоретическая часть была подкреплена несколькими живыми примерами. Прокламация называлась «Вот в каком государстве мы живем!». Открывалась обвинительным прологом и завершалась революционными лозунгами. И в самом конце – обращение к читателю: «Честные люди! Срывайте маску с кровавого лика царизма! Переписывайте и распространяйте этот документ». Прокламация была составлена в стиле, который не давал возможности обнаружить автора.
– Откуда вам известно, что это принадлежит перу Спадовского?
– Сам Спадовский две недели назад привез подлинник в Тифлис и оставил его для распространения госпоже Анне Лукиничне Голяревич.
– Если я не ошибаюсь, Анна Лукинична Голяревич преподает в классической гимназии?
– Совершенно верно. Она близкий друг и единомышленник доктора Спадовского. Ей следует снять двадцать копий, которые затем переправят в Баку и разошлют двадцати адресатам, заранее предусмотренным.
– Кто непосредственно будет снимать копии?
– Госпожа Елизавета Петровна Терехова. Подлинник в настоящее время находится у нее. Мы располагаем фотоснимком подлинника, заключением экспертизы о тождественности почерка, копией списка адресов и другими документами.
– Терехова... Не припомню теперь, для чего нам нужна была эта дама? Кажется, па ее адрес должны были доставить шрифт?.. Я не ошибаюсь?
– Вы правы, граф. Пакету, о котором вы говорите, предстояло пройти через руки Анны Голяревич, но сложилось так, что он не попал на территорию, нам подведомственную. Этой истории уже четыре года. С тех пор – я тогда еще не принял дела контрразведки – мы почти не использовали госпожу Терехову. В настоящее время меня занимает приезд Спадовского, а Терехова, как вам известно, приятельница Голяревич...
– Я понял, по мне не совсем ясно, при чем тут вы – это дело не входит в компетенцию вашего отдела...
– Ваше сиятельство, госпожа Терехова осталась при мне, она сама не захотела, чтобы я передал ее под начало другого чиновника. Да и сейчас я не могу этого сделать, ибо она нужна мне, и все это дело остается за мной.
– Что вы намерены предпринять?
– Пока что ничего. Надо посмотреть, как пойдут события, дождаться новых фактов.
– А вы не боитесь, что за это время прокламация все-таки просочится в общество?
– До сентября можно ждать спокойно – это срок, назначенный Тереховой для размножения прокламации.
– А что же Спадовский?
– Пока что он лечит свою прогрессивную клиентуру. Терскому округу ничего не известно ни о прокламации, ни о том, что мы кое-чем располагаем.
Итак, дело было начато, и по логике вещей мне следовало приказать Зарандиа, чтобы он отослал материалы в Терский округ. Я и не намеревался это сделать... И не сделал.
Что же меня, черт возьми, остановило? Трудно сказать, по свою пассивность я отношу теперь за счет не зависящего от моей воли процесса, который совершался тогда в моей душе: распадался, изничтожался стереотип, давно и прочно укоренившийся в моем сознании.
Зарандиа ушел, а мной овладело чувство, будто, вернувшись со званого обеда, я вдруг обнаружил, что при мне нет то
ли табакерки, то ли пенсне, то ли трости,– я пытаюсь вспомнить, шарю по углам, по карманам, а вспомнить не могу. Что-то я хотел спросить у Зарандиа, но так и не спросил... Но что? Что? Я должен был вспомнить – и действительно вспомнил. Зарандиа сказал о деле Спадовского: «Это наводит на серьезные размышления». Я упустил уточнить, что он подразумевал при этом. Много позже, благодаря тому же Зарандиа, мучивший меня вопрос всплыл снова, но об этом – в другой раз.
БЕКАР ДЖЕЙРАНАШВИЛИ
Тихо-тихо, но так обложили, что и уголка не осталось для Меня ни в Кахетии, ни в Кизики. Слухи пораспускали... Послушаешь – самому страшно. Деваться некуда, надо уходить. Раздобыл бумажку, будто я панкисский ингуш и подался , в Картли. В верхней Картли дремучие леса. Купил доброго коня и пошел трелевать бревна для шпал. В те времена все. Шпалы от Тифлиса до Батуми были дубовые. Вот для этих самих шпал мы дуб и трелевали.
Таскаю дуб месяц, другой, третий. Никому и в голову не приходит, что я абраг, платят сносно, да уж больно одно с другим не вяжется – Бекар Джейранашвили и мотыга или Бекар Джейранашвили и какая-то там волокушка для бревен! Мне девятнадцати не было, когда я подался в абраги. Одиннадцать только и знал что бродить по лесам и долам. Работать для меня – ну совсем невмоготу. Отвык! Бросить к черту эту трецевку?.. А куда пойдешь? Тут случай подвернулся – я и ушел Мегрелию. Но сперва расскажу, что за случай.