— Они были уже не ваши, а мои, — ответил он и обдал их ледяным взглядом. — Я отдал их, кому мне захотелось.
И все — повернулся и к дверям. Он уже вышел из духана, когда один из фреев крепко выматерился и — за ним, второй тоже потянулся было, но старший фрей нажал ему на плечо и посадил на место:
— Обойдемся без шума. Выдаст ему и вернется.
Дзоба мигнул мне, и мы поднялись. Только вышли, слышим, фрей кричит: «Постой!» Наш сосед остановился и обернулся:
— Что вам угодно, сударь?
Фрей хрясь ему по лицу и говорит:
— Вот и все. Ничего больше.
А фрей был малый здоровенный и дал что надо.
— Хорошо, раз больше ничего, — сказал Дзобин человек, повернулся и пошел прочь.
— Вах! — в один голос сказали фрей и Дзоба.
Дзобин обидчик прршел шагов двадцать, когда фрей снова бросился за ним и снова окликнул. Тот поубавил шагу, и когда фрей приблизился к нему вплотную, обернулся и к фрееву брюху — револьвер. Из фреевой глотки вырвался какой-то писк, и он поднял руки.
— Опусти! Никто не велел тебе поднимать!
Фрей опустил руки.
— Что тебе от меня нужно, браток? — говорил он очень дружелюбно. — Не все можно купить за деньги под этим небом. Я хотел, чтобы ты это понял, поэтому и отдал твои деньги нищему. Вы меня сперва обругали, теперь ты меня догнал и ударил. Я тебе ничего не сказал. Мне сейчас не до тебя, а потом — протрезвится, думаю, поймет, что дурно поступил, — и простил тебя. А ты не отстаешь. Если человек тебя простил, не думай, что он слаб и по слабости уступил тебе. Сейчас ты в моих руках со всеми твоими потрохами, что захочу, то с тобой и сделаю. Захочу — обругаю, захочу — побью, захочу — убью, а захочу — заставлю вот эту штучку до конца докурить. Порох взорвется, и то веселье, которое ты и твои приятели для себя запасали, оно мне и вон этим людям достанется. — Он вынул из кармана окурок Ташиколы. — Открой-ка рот! Вот так, закури!
Фрей так засуетился, будто огонь надо было поднести наместнику.
— Как захочу, так и будет. Моя на все воля. А почему, знаешь? Потому, браток, что сила в моих руках… Выплюнь эту пакость изо рта, я тебе говорю. Вот так… А что я теперь сделаю, как ты думаешь? Еще раз тебя прощу. Ступай и постарайся не делать больше ничего похожего, а если кто тебя обидит, помни, лучше простить, чем взыскать.
Дзобин человек ждал, когда уйдет фрей, а фрей стоял и не мог в себя прийти.
— Уходи, кому сказано! — сказал он и отправился своей дорогой, а фрей зашагал к духану, уронив голову.
С грохотом пронеслась пароконная подвода.
— Видал? — сказал я. — Дурной это человек?
Дзоба будто от сна очнулся, потер лицо руками, скрипнул зубами.
— Он к Захару Карповичу пошел. Давай за ним. Пусть он к нему войдет, а ты жди меня во дворе. Я сбегаю домой, за наганом. Если не успею, пойдешь за ним, узнай, где остановился. Только смотри не потеряй его. Иди!
Дзоба побежал к Метехи, а Захар Карпович жил в Чу-гурети. Знаешь, в чьем доме? У Гео Асламазова… Опять забыл? Помнишь, по городу шатался такой седой, рожа красная и всегда мешок за спиной? Увидит кирпич на дороге, подберет и — в мешок, домой тащит. Красивый был мужик, видный из себя, но с придурью. Все, бывало, напевал:
Гео Асламазов,
Красавец ясноликий.
Вот мы все говорим — с придурью, а он собирал вот так по кирпичику, да и выстроил в Чугурети дом на две большие комнаты. Захар Карпович доводился Гео Асламазову племянником. Как дядя умер, дом ему достался. В одной комнате он сам жил, другую сдавал. Ее и снимала моя вдовушка Маро. Маро я навещал через день, а уж через два на третий — непременно. И дом, и дорогу к нему знал — слава тебе господи! Так что шел за человеком Дзобы спокойненько. А он шел не торопясь, не прямиком, и ухо держал востро. Видно было, боялся, не увязался ли кто за ним, но и дорогу опасался спутать. Я издали следил за ним. Как там ни кидай, а прийти он должен был все равно туда… Иду себе, не волнуюсь, и вдруг — нету его, пропал! Я оглянулся по сторонам, сунулся туда, сюда, подумал было, может, он шагу прибавил и оторвался от меня. Пошел и я побыстрей, почти бегу, а его не видать. Так я и дотопал, а вернее, добежал до дома Захара Карповича. Стоял рот разиня, а Дзобиного обидчика и след простыл. Ну, что тут скажешь!
Я постоял, постоял, повернул вдруг голову, и по глазам мне будто полоснуло — Дзобин человек. Мелькнул, сверкнул, будто искра, и погас, исчез. Я чуть лоб себе не разбил, понял — провел он меня. Понял он, что я иду за ним, и спрятался, меня вперед пропустил, а сам за мной. Не я за ним, а он за мной.