Она достает из кармана пачку сигарет. Прикурив две штуки, одну из них отдает энергично гребущему Мартину Ферну.
Я размышляю над тем, умею ли я плавать. Силюсь вообразить прикосновение воды к моему телу. Невесомость. Да, скорее всего Мартин Ферн умеет плавать.
— Не удивлюсь! — говорю я про себя.
Лиза Карлсен переворачивается на правый бок. Кладет голову на ладонь… Левая грудь смотрит в небо. Правая слегка оттягивает книзу ткань купальника. Лиза подгибает правую ногу. Левая свободно лежит на скамье. Мартин Ферн восхищен ее телом… Он просто пожирает его глазами. Его восторг немного смущает Лизу. Конечно, с одной стороны, это весьма лестно. Но с другой — его интерес слишком назойлив. Неприлично так вот глазеть на женщину, говорит Мартин Ферн. Но я, нимало не смущаясь, продолжаю глазеть. По всему телу разливается тепло.
Рональда вдруг перестало рвать. Он лишь тихо икает, всякий раз вежливо извиняясь. На середине озера я оставляю весла. Отдыхаю. Лодку медленно относит течение.
— Как вы переменились, господин Ферн! — говорит Рональд.
— В самом деле?
— Да. Прежде вы все бродили по парку взад-вперед, ни на кого не глядя…
— Я потерял память! — говорю я.
— Завидую! Я был бы рад позабыть про рвоту!
Сбрасываю ботинки и носки, подворачиваю немнущиеся брюки. Ложусь на скамью, опускаю ноги в прохладную воду. Гляжу в небо. Курю.
Лиза Карлсен закрыла глаза. Потягивается и блаженно зевает.
— Красота какая! — говорит она.
Верно говорит Лиза. Как хороша жизнь, думаю я. Мартин Ферн всем своим существом ловит прекрасный миг. Что ж, он теперь вне игры. Сидит себе в этой лодке, а та кружит и кружит на воде по воле волн, увлекаемая течением.
— Непонятно, — говорит Рональд. — Вроде все у меня есть…
— У Рональда все есть, — лениво подтверждает Лиза. — Все что душе угодно…
— А меня рвет. С пятнадцати лет меня беспрерывно рвет. Врачи не знают, что со мной делать. Мой желудок ничего не принимает.
— Лиза Карлсен, — спрашивает Мартин Ферн, — видели вы мою жену?
Открыв глаза, она утвердительно кивает.
— Она красивая?
— Симпатичная!
Вот в этой лодке, на этом озере плывет по свету некий Мартин Ферн. Понятия не имею, что мне с ним делать, не знаю, чего все от меня хотят. Где-то у него есть жена, но он ее не знает. А для нее все в нем привычно. Его рука на ее затылке. Дорогая! Его сонное бормотанье, когда он с головой укрывается одеялом. И те особые слова, которые старина Мартин шепчет ей всякий раз, когда расположен к любовным утехам. Все это знает Мартин Ферн. Я же не знаю ничего. Странно.
— У вас очень симпатичная жена! — говорит Лиза Карлсен, как бы продолжая свою мысль. — Она…
— Позвольте Мартину Ферну самому во всем разобраться! — говорю я.
За озером притаилась настоящая жизнь. Кто такой этот Мартин Ферн?
Кто такой Мартин Ферн? Я должен это узнать. Чем он занимается? Может, он директор кофейной фирмы? Или аптекарь? Кузнец? Актер? Коммерсант?
— Меня называют просто «господин Ферн», — говорю я, — а не «директор Ферн», «доктор Ферн» или же «коммерсант Ферн»…
— Мы сознательно так поступаем, — отвечает она, — не хотим торопить события…
— Мартин Ферн потерял память! — говорю я. — Что ж, меня это устраивает. Сейчас меня больше интересуют жизненные функции моего организма…
— А что вы подразумеваете под жизненными функциями, господин Ферн? — спрашивает Рональд.
— Биологические функции, — отвечаю я, — половой инстинкт!
Желудок Рональда тут же начинает бунтовать.
Приоткрыв один глаз, Лиза Карлсен поглядывает на Мартина Ферна.
Рональд продолжает разговор о жизненных функциях. Его собственное здоровье настолько нарушено, что все желания в нем убиты. Я же радуюсь, что меня не тошнит при воспоминании о прошлом. Радуюсь, что тело работает безотказно. Конечно, этот самый Мартин Ферн уже не первой молодости, от гребли у него изрядно ноют руки. Ему следовало бы побольше заниматься спортом. А я не обязан за него стараться. Я счастлив, оттого что не знаю за собой никаких обязательств.
— Как-то раз меня лечил один тип. Не хотите есть — и не надо, заявил он мне, — говорит Рональд. — Я так и поступил. Целую неделю голодал. Но мне все равно не захотелось есть. Под конец врачам пришлось насильно меня кормить, а не то бы я умер.
Птицы. Над островком вьются чайки. Через озеро летят наперерез две вороны, пониже — утки.
— Мне кажется, будто я все на свете обязан сжевать, — говорит Рональд, — и меня рвет и рвет…
Последние слова он выкрикнул громко, но, вдруг оробев, умолк. Испугался своей откровенности. Звуки летят по воде все дальше и дальше, и, может, теперь весь мир уже знает, что Рональда без конца тошнит.