Таким образом, сознавая свое положение монарха-иноземца в завоеванной стране, Кнут в полной мере использовал церковь, покровительствуя ей и получая взамен идеологическую поддержку с ее стороны. Практическое применение известного христианского постулата о том, что «нет ни эллина, ни иудея», в деле национального примирения между победителями и побежденными имело огромный положительный эффект: ничего похожего на то яростное сопротивление, которое англосаксы оказали во второй половине столетия Вильгельму Завоевателю, в царствование Кнута не происходило.
Причины этого следует искать также и во внутренней политике Кнута по отношению к светской знати, элите завоеванной страны. Здесь материальные аспекты имели, пожалуй, большее значение, чем идеологические, поскольку военная элита «мира викингов», как, впрочем, и рыцарство феодальной Европы, была в известной мере космополитичной, легко переходя с одной стороны на другую и меняя вождей, с которыми была связана узами личной договоренности. Выше приводилось уже достаточно примеров этому: карьера Торкеля Высокого, Олава Святого, судьба распущенной Кнутом армии, и т. д. Вместе с тем, усложнился и этнический аспект: английская элита еще с IХ–Х вв. стала в значительной мере англо-скандинавской, благодаря процессам ассимиляции первой большой волны норманнов, осевших на Британских островах в ходе военно-колонизационного движения. В результате завоевания Англии Кнутом эту волну, уже улегшуюся, сменила новая — те, кто пришел вместе с Кнутом. Попробуем проследить ее воздействие на разных социальных уровнях.
Основным источником, позволяющим судить о масштабах проникновения пришлой знати в структуру англосаксонского общества, являются грамоты о земельных пожалованиях короны в адрес этой знати. Поскольку большинство этих источников находится непосредственно в Англии и малодоступно нам, приходится полагаться на труды британских исследователей, дающие достаточно полную картину по данной теме, а также на публикации грамот в сборниках исторических документов и в приложениях к научным монографиям. Это более чем оправданный подход, поскольку нас интересует не столько содержание грамот (довольно стандартное), сколько имена их адресатов и списки свидетелей данных процедур, позволяющие определить их этническую принадлежность и место в иерархии английской знати.
Легче всего прослеживается ситуация в среде высшей знати — эрлов (именно при Кнуте скандинавизм «эрл» — вариант слова «ярл» — вытеснил прежний англосаксонский термин «элдормен»[215]). Об эрлах сохранились обширные сведения и в нарративных источниках. Следует отметить существенную эволюцию статуса эрла (элдормена) на протяжении X — первой половины XI в. Прежде элдормен был главой военно-административной власти в отдельно взятом графстве, реже — в двух-трех графствах, то есть, по сути, соответствовал статусу континентального графа. Но в ходе войн уэссекских королей за присоединение Области Датского права постепенно сложилась практика укрупнения эрлств до размеров нескольких графств с целью концентрации в одних руках более крупных воинских контингентов для ведения масштабных операций[216]. К XI в., таким образом, эрлства разрослись уже до таких масштабов, что порой включали в себя целые исторические области страны, некогда бывшие варварскими королевствами — Мерсию, и другие. Кнут, завоевав Англию, ничего не стал менять в ее административно-территориальном делении, сочтя его, вероятно, вполне удовлетворительной. Зато, поскольку управление раннесредневековыми государствами, как уже отмечалось выше, основывалось фактически целиком на персональных назначениях и личных связях монарха с должностными лицами, Кнут с самого момента восшествия на престол стал осуществлять, выражаясь современным языком, кадровые перестановки в среде эрлов, неоднократно повторявшиеся затем на протяжении его царствования, хотя и не в таких масштабах, какой они приобрели в 1018–1021 гг.