Вместе с теорией «феодальной революции» Раунда в труды Стентона и Дугласа перекочевали и симпатии к «сильной руке», к имперскомонархической идее, выпестованной в недрах континентального феодализма. Приоритет государственнического, имперского начала над национальным и единственная правильность континентального пути развития феодализма — таковы основные позиции этих двух авторов по вопросу о нормандском завоевании.
В книге «Вильгельм I и правление нормандцев» Стентон выводит из аграрно-экономического базиса характеристику социально-политических отношений в Англии середины XI в., делая акцент на различиях между югом (Уэссексом) и севером (Нортумбрия и Денло): на Юге — бурно развивающийся феодализм, буквально каждое село имеет своего лорда; на Севере — патриархальное общество свободных крестьян, не знающих над собой господина рангом ниже эрла, архиепископа или короля; патриархальному аграрному укладу соответствует слабая, загнивающая, разлагающаяся в условиях сепаратизма и борьбы за власть между аристократическими группировками государственность; страна раздроблена в социально-экономическом и политическом смысле, связь центра с властью на местах отсутствует, как отсутствует и финансовая система, и боеспособная армия; династия вырождается, на местах всем заправляют группировки знати, особенно на Севере, и т. д. Так оценивает Стентон донормандскую Англию. Идеал для него — динамичное развитие континентальной Западной Европы, рядом с которой Англия выглядит застойной провинцией[22]. Далее, положительно оценивая миграцию нормандских колонистов в Англию при Эдуарде Исповеднике (купцов, военных, и др.), и их созидательную деятельность на местах, Стентон делает довольно рискованный, на наш взгляд, вывод, что завоевание 1066 г. удалось потому, что было органически подготовлено этой мирной «норманизацией» Англии[23]. Вообще, Стентон сильно грешит односторонне пронормандскими симпатиями на протяжении всей книги, ничуть не хуже германиста Фримена. Рядом с нормандцами — носителями всех мыслимых добродетелей и прогресса — англосаксонская знать выглядит оплотом варварства и сепаратизма. Оправдывая вторжение Вильгельма в Англию, Стентон всячески поносит Гарольда и дом Годвинов, пришедших к власти в 1052 г. якобы в результате путча, с помощью пиратов и наемников. Хорошо, что Гарольд погиб при Гастингсе, делает вывод Стентон, ибо, в отличие от Вильгельма, реформ по укреплению государства он все равно не провел, а будущего у англосаксонской государственности не было. Что касается сопротивления саксов, то его Стентон объясняет всецело варварским партикуляризмом местной знати, привыкшей к смутам, а не патриотическим подъемом, поэтому сопротивление завоевателям и было раздробленным, сугубо местным — ведь основы для массового движения не было, так как национальное чувство в то время еще не сложилось[24]. Таким образом, для Стентона сущность конфликта сводилась к борьбе централизаторских устремлений королевской власти (неважно какой этнической принадлежности) и сепаратистской местной аристократии; в этом отношении, Стентон ставит в один ряд столь разные события, как феодальную смуту эрлов 1075 г., патриотические выступления саксов 1068–1071 гг. и борьбу региональных элит в Англии X — первой половине XI вв., объединяя их по принципу «антицентристской» направленности[25].