Наконец, совершенно особую разновидность составляли редкие случаи широкомасштабных региональных восстаний, в которых знать выступала рука об руку с широкими массами свободного крестьянства, оказывавшими ей поддержку. Это, конечно, Северное восстание 1069 г. и, в меньшей степени, движение в Или 1070–1071 гг., в которых знать и местное население проявили известную сплоченность, отстаивая свою принадлежность к англо-скандинавскому этнокультурному ареалу в борьбе с носителями чуждой культуры и политических традиций. Есть основание утверждать, что поддержка датских союзников в этих областях была именно всенародной. «Англо-Саксонская Хроника» так описывает Северное восстание 1069 г.: когда датский флот приплыл в Йоркшир, «местное население вышло встретить его и заключить мир с ним: они ждали, чтобы он пошел завоевывать всю страну»[488]. После этого, уже по словам Ордерика Виталия, «общее восстание населения (incolarum contubernio) пополнило их (датчан — М.Г.) ряды»[489]. В абсолютно тех же словах «Англо-Саксонская Хроника» описывает картину встречи датчан в Или в 1070 г., где «англы со всего Фенланда» пришли к ним с теми же настроениями и ожиданиями[490]. Однако затем повстанцев из Или, разграбивших монастырь в Питерборо, хроника называет «разбойниками»[491], иллюстрируя тенденцию к вырождению этого движения в бандитскую вольницу.
Таким образом, было бы неверно оценивать англосаксонское сопротивление нормандцам как сугубо аристократическое, как делали многие историки. Несмотря на свою разрозненность, обусловленную «регионализмом», оно принимало самые разные социальные оттенки, включая в себя и чисто авантюристические акции знати с узкими целями мести, и стихийные восстания целых графств во главе с той же знатью, но уже с локально-патриотическими настроениями, и, наконец, движения целых районов страны за свою политическую и культурную обособленность — так сказать, локальный патриотизм, помноженный на сепаратизм («регионализм»).
Другое дело, что носителем идеалов восставших, этнического менталитета была, конечно, знать. Народное движение возникало стихийно, слепо, из-за местных притеснений и обид со стороны нормандцев, и так же легко угасало (взять хотя бы пример Или, где ядро повстанцев, состоявшее из знати, довольно быстро осталось в одиночестве, несмотря на первоначальный массовый подъем). Народ, по сути, не имел развитого этнического самосознания; конфликт с нормандцами для него был в известной мере социальным, а не этническим, и там, где нормандская администрация вела себя корректно по отношению к подопечному населению, там не возникало поводов для массовых волнений. Для знати же конфликт был именно этническим, но она могла консолидироваться лишь на местном уровне по причине «регионализма». Малочисленность и раздробленность сил знати при отсутствии постоянной массовой поддержки населения и привели англосаксонское сопротивление к кризису, а его главную силу — знать — к фактической гибели.
Демографические и социокультурные последствия нормандского завоевания
Каковы же были непосредственные итоги почти 10-летнего периода военных действий на территории Англии?
Нарративные источники практически не дают ответа на этот вопрос; для средневековых писателей любовь к цифрам была несвойственна, да и те ради «красного словца» непомерно завышались. Вот почему приходится здесь полагаться всецело на современные исследования, проведенные на основе «Книги Страшного Суда» и других документов.
Эти исследования показывают, что количественные потери среди англосаксов наиболее чувствительно ударили по классу феодалов (тэнов), практически переставшему существовать. При общей численности населения Англии в 1,1 млн. чел. около 4 тыс. тэнов погибло в боях, особенно в 1066 и 1069 гг., до 30 тыс. оказались в эмиграции в Шотландии, Скандинавии, даже на Руси и в Византии. Те же, что остались, оказались на периферии новой социальной иерархии, худо-бедно участвуя в местном самоуправлении, но потеряв всякое влияние на государственные дела[492]. Статус землевладельцев был ими также, по большому счету, утерян, как по причине гибели или эмиграции многих тэнов, так и благодаря конфискациям. Согласно «Книге Страшного Суда», в 1086 г. англосаксонским землевладельцам принадлежала всего 1/12 всех земель Англии[493].