Это «мы», объединявшее Марка с его высоким начальством, кое о чем напомнило брату Кадфаэлю. Несколько лет тому назад Марк, тогда совсем мальчик, постепенно оттаяв и перестав сторониться людей (а прежде у него были на то все основания), выражал подобным образом горячую преданность тем, кем восхищался и кому служил. Тогда под словом «мы» он подразумевал себя и Кадфаэля, словно они были двумя искателями приключений, плечом к плечу сражавшимися с целым миром.
— Мне все больше нравится этот наш епископ, — одобрительно заметил Хью. — Но неужели он посылает тебя в такое большое путешествие в одиночку?
— Не совсем. — Худое лицо брата Марка осветила лукавая улыбка, словно у него имелся про запас загадочный сюрприз. — Но сам он, не колеблясь ни минуты, пустился бы один в путешествие по Уэльсу. И я тоже. Он не сомневается, что церковный сан и сутана вызовут почтительное отношение. Однако я, разумеется, буду рад, если вы подскажете мне лучший путь. Вы лучше меня и моего епископа знаете, как обстоят дела в Уэльсе. Я намеревался ехать прямо, через Освестри и Черк. Что вы об этом думаете?
— Там довольно спокойно, — заметил Хью. — Во всяком случае, Мадог набожен и, как бы он ни обращался с английскими мирянами, клириков не обидит. К тому же сейчас он держит в узде людей Фадога из Повиса. Да, этот путь безопасен, к тому же он кратчайший. Правда, кое-где между Ди и Клуидом дорога идет в гору.
Судя по тому, как заблестели серые глаза Марка, он с удовольствием предвкушал приключение. Ему, самому неопытному из слуг своего господина, оказали такое доверие! И хотя Марк понимал, что выбран на эту роль именно в силу своего скромного положения, он в то же время сознавал, как много зависит от того, насколько ловко он выполнит порученное. Он не должен льстить и прославлять, но в то же время в его задачу входит дать почувствовать, как важно единство епископов.
— Однако нет ли чего-нибудь такого, что мне следует знать о положении дел в Гуинедде? — осведомился брат Марк. — Церковная политика должна считаться со светской, а я не осведомлен о происходящем в Уэльсе. Хорошо бы мне знать, какие темы не следует затрагивать, а о чем можно и поговорить. Тем более что придется ехать в Бангор. А если там двор принца? Возможно, мне надо будет давать отчет офицерам Овейна. Или даже самому Овейну!
— Вполне возможно, — согласился Хью, — так как обычно принц ухитряется узнавать о любом незнакомце, появившемся в его владениях. Если ты столкнешься с Овейном, то поймешь, что он достаточно прост в обращении. Можешь передать ему от меня привет. Кадфаэль тоже с ним встречался, думаю, по крайней мере дважды. Принц — человек великодушный, и это проявляется во всем. Только не упоминай при нем о братьях! Возможно, для него это до сих пор больной вопрос.
— Братья во все века приносили погибель владениям валлийских принцев, — горестно заметил Кадфаэль. — Валлийским принцам следовало бы иметь по одному сыну. А то отец создает свое княжество и устанавливает в нем сильную власть, а после его смерти три, четыре, а то и пять сыновей, и законных, и незаконнорожденных, требуют свою равную долю, причитающуюся им по закону. Затем один убивает другого, чтобы увеличить свою долю, и закон ничего не может с этим поделать. Иногда я задумываюсь о том, что произойдет, когда не станет Овейна. У него уже есть сыновья, и могут появиться еще. Интересно, уничтожат ли они все, что создал их отец?
— Даст бог, — пылко возразил Хью, — Овейн проживет еще лет тридцать, а может быть, и дольше. Ведь ему всего сорок с небольшим. Мне всегда легко иметь дело с Овейном: он верен своему слову и умеет сохранять хладнокровие. Если бы старшим был Кадваладр и власть была бы у него в руках, у нас на этой границе непрерывно шла бы война.
— Этот Кадваладр — тот самый брат, о котором лучше не упоминать при Овейне? — спросил Марк. — А чем он навлек на себя гнев?
— Многим из того, что он выделывает уже не первый год. Должно быть, Овейн его любит, иначе давно бы позволил кому-нибудь избавить себя от этой чумы. Однако на сей раз он вляпался в убийство. Прошлой осенью отряд из ближайших соратников Кадваладра заманил в ловушку и убил принца Дехеубарта. Бог его знает, по какой причине! Этот молодой человек был его союзником, да к тому же помолвлен с дочерью Овейна, так что это был совершенно бессмысленный поступок. И хотя сам Кадваладр не фигурирует в этом деле, Овейн сразу же смекнул, по чьему приказу действовали, ведь никто не осмелился бы на такое по собственной воле.
Кадфаэль вспомнил, как потрясло всех это убийство, а также как быстро преступника настигло возмездие. Овейн Гуинеддский, исполненный праведного гнева, послал своего сына Хайвела с наказом изгнать Кадваладра с принадлежавших ему земель в Середиджионе и сжечь его замок в Ллабадарне. Молодой человек, которому едва исполнилось двадцать лет, выполнил это поручение с большим удовольствием и весьма основательно. Несомненно, у Кадваладра имелись друзья и сторонники, которые готовы были предоставить ему крышу над головой, и все же принц оказался совершенно бездомным и безземельным. «Интересно, — подумал Кадфаэль, — где сейчас скрывается преступник и не пойдет ли он по той же дорожке, что и Джеффри де Мандевиль, который собирает вокруг себя отбросы Северного Уэльса — преступников и мятежников — и вместе с ними грабит законопослушных людей?»
— А что стало с этим Кадваладром? — Марк проявил вполне понятное любопытство.
— Его лишили всех владений. Овейн не оставил ему ни пяди земли. Теперь у Кадваладра нет никакой собственности в Уэльсе.
— Однако он все еще на свободе и где-то скрывается, — озабоченно заметил Кадфаэль. — Не такой он человек, чтобы кротко снести наказание. Можно ожидать неприятностей. Насколько я понимаю, ты пускаешься в рискованное предприятие. Думаю, тебе не следует отправляться в путь одному.
Хью исподтишка изучал лицо Марка, внешне бесстрастное, и глаза, блестевшие от еле сдерживаемого веселья.
— Насколько мне помнится, — вмешался в разговор Хью, — Марк намекнул, что путешествует не один?
— Да, действительно! — согласился Кадфаэль, пристально вглядываясь в лицо молодого человека: если бы не предательская искорка смеха в глазах, оно могло бы показаться серьезным. — Ты что-то недоговариваешь, мой мальчик! Давай-ка выкладывай!
— Но я же сказал, что еду в Бангор. Епископ Жильбер — нормандец, он говорит по-французски и по-английски, а епископ Меуриг — только по-валлийски. Ни он, ни его люди не знают ни слова по-английски, а моя латынь пригодилась бы мне только среди клириков. Вот почему мне позволено взять с собой переводчика. Среди приближенных епископа Роже такого человека нет. Я предложил одну кандидатуру, и оказалось, что епископ хорошо помнит это имя.
Искорка смеха превратилась в сияние, озарившее лицо Марка, и наконец-то Кадфаэль все понял.
— Я приберег самое лучшее на закуску. — Марк уже хохотал. — У меня есть разрешение взять своего человека, конечно, если аббат Радульфус позволит ему отлучиться. Я пообещал аббату, что путешествие займет самое большее десять дней. Так как же я могу потерпеть неудачу, — вопросил Марк, — если ты, Кадфаэль, едешь со мной?
Перед братом Кадфаэлем неожиданно приоткрывалась дверь, и для него было делом принципа и даже чести принять предложение и войти в нее, тем более если это была дверь в Уэльс! Кадфаэль, можно сказать, пустился вперед рысью, покуда она ненароком не захлопнулась. Тем более что на этот раз предстояла не какая-нибудь короткая вылазка через границу в Повис, а несколько дней езды верхом в обществе, о котором Кадфаэль мог только мечтать. Предстояло проделать приличный путь по прибрежным землям Гуинедда. Времени будет довольно и для того, чтобы обсудить каждый день, который они провели врозь, и чтобы помолчать, когда все будет сказано. Вот он — сюрприз брата Марка! Вот уж поистине, какие богатые дары может поднести тот, кто по собственной воле отказался от всего! Мир полон благословенных маленьких чудес.