Даулагири.
Даулагири
Давеча вернулся из путешествия вокруг горы Даулагири. Я нисколько не преувеличиваю, называя путешествием эту без малого сотню километров, пройденную за десяток дней. Видел я отнюдь не всё, но без сомнения достаточно, чтоб иметь некий кругозор, и назову этот маршрут красивейшим из всего, встреченного доселе. На третий день пути нарекал тропу не иначе как Индиана-Джонсовской, в полноте в живую проходя приключения, столь увлекательно выглядящие на экранах. Тропа велась меж рисовых полей и хижин, сложенных из камня без раствора и глины и камнем же крытых; встречался крестьянин с сохой на плече и охотник с дульнозарядным мушкетом; дорога устремлялась ввысь через сосновый бор по крошечной полочке, обложенной булыжником, издалека похожей на стены древних бастионов, и тут же снова ныряла в духоту субтропического леса по выбитым в монолите скалы гигантским ступеням, где уже поджидали кровососущие пауки и вездесущие пиявки. Пара бревен, брошенных через бешеный поток, открывала путь к горячим купальням, спрятанным под скалой у ледяного водопада. Дальше - покинутые селения и пара жилых хуторов; словно золотым песком полные слюдяным блеском реки. Все чаще не ясно - человеческая ли тропа, звериная ли; все чаще срываются из-под ног в пропасть камни и целые пласты земли, и лишь безрассудные прыжки позволяют преодолеть участок пути; все чаще в разрывах туч сияют белизной купола дворцов небожителей. Стена грязно-серого льда, бесконечная морена, изрытая оспинами отекающей глины. К счастью, не прикрыты гигантские трещины в теле ледника. Останки разбитого вертолёта, а в облачной пелене - пирамида скалы, неотличная от купола храма Ангкор. Потом безумный снегопад и штормовой ветер, застигшие перед самым перевалом на пяти тысячах. Потом ночной мороз и штиль, декорация нечеловеческой феерии - убелённая долина, бриллиантовой россыпью искрящаяся в свете молодого месяца, и непередаваемый, неизвестный мне оттенок неба. Утро. Перевал. 5300. 5500. Обледенелый склон. Кисоньки, кошечки, где же вы, где, коготки стальные? Намёк на тропу. Хвала свежему снегу: держит ногу, коли по щиколотку, по колено. Тропить. Тропить шесть часов кряду. Порою тонок слой - рубить ступени, в прошлогоднем насте, во льду, зацепиться бы хоть кромкой, эх кошки-кошечки. Три срыва. Всего. Над скальными сбросами свежий снег был глубок - хвала богам и духам шторма, но вот по старому льду поехал целый пласт... А в голове - «так лучше, чем от водки и от простуд». Дальше по склону снова тропить, рубить, снова вверх, ни встать, ни остановиться - ложится облако, и только телом - там верх, покуда вверх не к обрыву. Транс. Медитативный? Боевой? Гребень. Ветер сбивает с ног и раздирает занавесь марева, обнажая в миг величественные заснеженные Нилгири, долину Кали Гандаки, просторы уводящего в Тибет высокогорного королевства Мустанг и каменистую, отмеченную чортэнами, тропинку вниз. Выжили. Снова. Ещё раз.