С детьми - проблема. Светлана - не местная, ее сюда пригласили с тем условием, что детей будут возить в школу (в Ворошилово). Обманули. И второй год дети не учатся вообще. Игорек - парень бойкий, считай, телята полностью на нем, да и Люда доит с любовью. И все-таки жаль, что юные москвичи не имеют возможности получать знания. В конце концов, двумя грамотными больше, или меньше, - государству не убудет. Думаете, я смеюсь? Нет, плачу. Сволочное у нас государство, ежели всем наплевать.
Светлана, в отличие от своей напарницы, постоянно выглядит усталой, невыспавшейся. Ей бы удрать из Москвы, да в ее родной деревне Лугово работы нет вообще никакой.
Но Бог с ними, с детьми. Светлана радеет скорее не за них, а за московского пастуха Александра Яковлева. 43 года мужику, и статен, и высок, и... в общем, одна беда: застенчив Сашка и до сих пор не женат. Светлана лично попросила за пастуха - может, захочет какая-нибудь женщина стать москвичкой? Сам Сашка, мужик молчаливый, солидный и в кодировке, только одобрительно кивал, когда доярка его расхваливала. И вправду: может, есть такая?
А ныне Москва живет новыми веяниями. На Валдайскую возвышенность приходят новые "баре", люди богатые и энергичные. Один из таких помещиков, которому здесь дали кличку "Спортсмен", значительную часть леса (аккурат на пути из Москвы в Большой Мир) огородил сеткой-рабицей и устроил внутри трассу для авторалли и маленький зоопарк. Второй, нареченный кличкой "дядя Сэм" (он увлекается медвежьей охотой), забором свои земли не огородил, но в Москве меня предупредили, чтобы на север я не ходил: там охрана с автоматами и могут запросто шлепнуть. Думаете, я шучу? Вряд ли... На Москву наступает капитализм, причем, в том виде, которым нас пугали еще при Горбачеве - это когда кругом заборы и везде незатейливые надписи: "Private".
Сейчас москвичи в некотором недоумении. Минувшей весной они продали управляющему имения "Спортсмена" свои совхозные паи, по 5 гектар. Сумму называть не буду, так как деньги были уплачены неофициально, скажу только, что кое-кто на вырученное купил телевизор или стиральную машину, кое-кто уже все пропил. А дети, приехавшие из городов сказали: "Дураки, вас кинули..." Старики заметили, что их паи все равно были на бумаге, а "Спортсмен" обещал помочь совхозу. Вон, ваучеры были - те совсем пропали, а тут хоть бытовую технику на паи приобрели...
Но после, когда горячка прошла, задались вопросом: "Продали землю... а не продали ли душу дьяволу?.." И хочется по-гоголевски спросить: "Куда ты несешься, Москва?" (по странному совпадению в Москве аккурат живет тройка лошадей). А она только промычит своими худосочными коровами с годовым надоем в 1.300: "Не пойму-у-у-у-у-у!!."
И все-таки доярка Добролюбова, как козырь в карточной игре, выложила самый существенный московский козырь: "Разве в той-то Москве на две тысячи проживешь? А у меня свой теленок, поросенок, при молоке всегда..."
...Дачники, Владимир Иванович Красуцкий и его супруга Алла - москвичи в квадрате. Дело в том, что они были жителями той Москвы и однажды сбежали из нее в эту.
Красуцкий работал на Центральном телевидении и был не на последнем счету. Здесь он стал просто Володей, часто уходящим в глубокий (но непродолжительный) запой, вызывающий сочувствие даже у знающих в этой напасти толк местных. Теперь, занятый делом, а именно благоустройством нового дома, так как у старого рухнула прогнившая крыша, он снова становится Владимиром Ивановичем.
История бегства Володи и Аллы такова. У Аллы были плохие анализы, определили острую почечную недостаточность и некий профессор настоял на том, чтобы ее подключили к аппарату "искусственная почка" с постоянным гемодиализом. Алла была подключена к аппарату четыре месяца подряд и закончилось это тем, что муж просто похитил ее из больницы, без документов и без одежды, с искромсанными бесчисленными разрезами руками. Профессор дозвонился до беглецов и сказал, что жить Алле осталось три дня. Но они уехали из той Москвы в эту.
И живут здесь уже 14-й год, разве только, после тех злоключений Алла потеряла способность ходить. Выяснилось, профессор использовал Аллу как подопытного кролика, испытывал на ней новый прибор...
В сущности раньше к деревне они никакого отношения не имели (любопытно, что оба - отпрыски дворянских родов). Что утянуло в глушь коренных горожан - они и сами не знают. Когда они убегали, Алла только сказала: "Володя, если мне суждено умереть - умру на природе..." Позже выяснилось, что на природе надо не помирать, жить. Здесь Алла увлеклась вышиванием картин, Владимир начал писать стихи. Можно тысячекратно ругать город и воспевать природу, но Алла мыслит по-своему:
- Здесь душа спокойна. Каждый день живешь, радуешься существованию... А что человеку еще надо? К деревенской жизни трудно привыкнуть только из-за того, что в деревне сильна в людях зависть, которая порождает сплетни. Но зато в деревне люди отзывчивые; жалеют, несут все, что растет у них на огородах. Мы раз в год наведываемся в городскую квартиру, и там еще острее понимаем: Только здесь, в этой Москве жизнь настоящая, не придуманная. Не пойму только, почему у Володи здесь только грустные стихи рождаются. Вот, например:
В Тверской глуши, в раю пустоземелья
Под лай голодных и незлых собак
Деревня спит с глубокого похмелья,
Не видя снов, не помня ссор и драк.
...Эту божественную тишину изредка нарушают военные самолеты, взлетающие с секретного аэродрома, что под городом Андриаполь. Они безнаказанно виражируют над Москвой, напоминая о том, что есть еще керосин в доблестных ВВС. По счастью для Москвы, керосин в войска поставляют не всегда.