Последний год Федотка работал у Платона Волокитина. В праздники воровал из хозяйских амбаров, подделав ключи, пшеницу, пил ханьшин, играл в карты, дрался с низовскими – один на десятерых. Крепко увечил он низовскую холостежь, увечили и его. На святках из поселка Байкинского приехал к купцу Чепалову жених. В ту же ночь Федотка с братом Елисея Каргина Митькой забрались в чепаловский двор и обрезали у жениховских коней хвосты. Опозоренный жених назавтра чуть свет ускакал домой. А днем Елисей Каргин полез на чердак зимовья. И там под овечьими шкурами нашел мешок с хвостами. Митьку он отхлестал концом сыромятной веревки, а Федотке велел убираться из поселка куда ему любо. Тогда-то и подался Федотка на прииски. И, как видно, там ему повезло…
– Здорово, публика! – заорал Федотка, подходя к толпе.
– Здорово! – недружелюбно приветствовали его.
Девки перестали плясать. Испуганно сгрудившись у церковной ограды, стали шептаться. Федотка направился к ним.
– Ну, девки, чего каши в рот набрали?
– На тебя любуемся. Ишь какой ты красивый, – выпалила Дашутка, хоронясь за подруг.
– Не бойтесь, шилохвостки, драки не будет. Низовские, правильно говорю я?
– Не наскочите, так не будет.
– Это кто же такой храбрый? Ромка, ты, что ли?
– А хотя бы и я!..
– Ну и черт с тобой, молокосос! – Федотка махнул рукой. – Жидковат ты супротив меня, как заяц против собаки. Ты подрасти сначала, а потом заедайся.
– Я не заедаюсь.
– Ну ладно, не хочу я сегодня драться. Поняли?
– И хорошо делаешь.
– Сегодня я плясать хочу… Дашутка, ягодка, что ты на меня, как туча, глядишь? Пойдем с тобой кадриль плясать.
– Не пойду. Других поищи…
– И найду, – осторожно переступив через прыгающую в траве лягушку, которую в другое время обязательно бы раздавил, сказал Федотка, – пойдем, Агапеюшка, с тобой.
– Пойдем, пойдем, – весело согласилась покладистая Агапка.
– Люблю таких. Музыкант, играй, не то играло поломаю…
Когда расходились по домам, Роман догнал Дашутку.
– Можно тебя проводить?
– Нет, не надо. Подкараулит тебя Федотка и сломит голову.
– Не напугаешь, – и Роман, сам дивясь своей смелости, закинул ей руку на правое плечо.
У проулка за школой Дашутку с Романом догнал Алешка Чепалов. Бурно дыша, он толкнул Романа.
– Отойди, каторжанский племянничек. Нечего чужих девок отбивать.
– Не лезь, а то по зубам съезжу.
– Попробуй только, арестантская твоя морда.
Роман отпустил Дашутку и схватил Алешку за горло. Тот захрипел, истошно крикнул:
– Федот… Наших бьют…
Из-за угла вывернулся тяжелый на ногу Федотка, за ним бежали еще трое с поднятыми кольями в руках. Роман сшиб Алешку и бросился наутек. Федотка погнался за ним.
– Врешь, догоню! – орал он во все горло.
Роман перемахнул через плетень в чью-то ограду. На мгновение остановился, с издевкой поклонился Федотке:
– До свидания. Пишите!
Домой он вернулся по заполью. Сняв на крыльце сапоги, осторожно, чтобы не скрипнула, открыл сенную дверь. Мимо отца, спавшего в кухне, прошел на цыпочках, разделся и упал на разостланный в горнице потник.
На заре он увидел сон: за ним гнался через весь поселок с железным ломом в руках Федотка. У Романа подсекались ноги. Он бежал долго, а Федотка не отставал, и все ближе звучал за спиной зловещий Федоткин басок: «Врешь, не уйдешь!» Вот и дом. Роман, хлопнув калиткой, вбежал в ограду. А Федотка тут как тут. У крыльца он догнал Романа, размахнулся и опустил ему на загорбок пудовый лом… «Ай, ай!» – заревел Роман и проснулся. Прямо над ним стоял с пряжкой в руках дед Андрей Григорьевич, собираясь вторично огреть его. Роман вскочил как ошпаренный, схватил деда за руку.