Первый код означал — незаконное скопление людей в количестве более семи, а второй — запрос о немедленной поддержке.
— Принято, Три-Акация-Семь, код два-девять, ожидайте! — через несколько секунд раздался ответ диспетчера.
Услышав ответ, я с облегчением вздохнул — диспетчер незамедлительно выслала к нам ближайшие свободные патрули в этом районе.
— Если не захотят разойтись добровольно, выхватим из толпы вон ту крикливую девку, остальные разбегутся, — негромко произнесла Ирена и кивнула на одну из девиц в толпе.
— Понял, госпожа лейтенант, — только успел я ответить, как раздался шум открываемого окна или рамы, а через несколько секунд — какой-то неприятный шорох.
Подняв голову и готовясь к худшему, испытал облегчение, ведь с окна могли и кинуть чем-нибудь. Однако произошло другое — довольно большой плакат, закрепленный веревочками, быстро развернулся и стал чуть развеваться на ветру, закрепленный на балконе пятого этажа.
Толпа одобрительно загудела и начала выкрикивать слова поддержки.
На плакате была изображена какая-то запуганная и незнакомая мне аристократка с руками по локоть в крови. В руках у неё был очень милый младенец с кошачьими ушками, которого она протягивала этими окровавленными руками не менее зловещей тройке — сухопарому пожилому мужчине во фраке и с выражением лица садиста-маньяка, блондинке с безумными глазами в черном костюме суфражистки и смуглому толстяку с похотливым выражением лица, в чалме и с погремушками в руках. Надпись гласила — «Позор варварам-работорговцам!» и «Шах, вон из России!»
«Гибриды даже более популярны в народе, чем все думают!» — я чуть не присвистнул от изумления.
— О, только этого не хватало — политическая акция анархистов, как и говорил полковник, — пораженно вымолвила Ирена.
«Раз дело становится политическим, придется принимать меры», — понял я, увидев, как побледнела наставница.
— По-зор, по-зор, — начала скандировать толпа, сжав кулаки левой руки и размахивая ими.
— Юнкер, расталкиваем этих не в меру и совсем не вовремя активных подданных и проходим в подъезд — надо снять это безобразие незамедлительно. Представляешь, если это увидит наш иранский гость⁈ — повернула ко мне голову офицер.
Вдалеке послышался шум полицейских сирен.
— Слушаюсь! — ответил я и снял дубинку вслед за наставницей.
— Подданные, разойдитесь и пропустите жандармерию, иначе будете арестованы на пятнадцать суток, — рявкнула Ирена — я уже убедился, что она это умеет, когда нужно.
Мы решительно двинулась в толпу, которая заграждала вход в подъезд.
Крикливая девка и какой-то тощий парень с бледным лицом попытались преградить наставнице путь, но Снегирева без колебаний и с размаху зарядила дубинкой девке по плечу и потом оттолкнула на тощего, а идущий в шаге сзади от наставницы я ещё и добавил своей дубинкой ей по лопатке. Толпа недовольно охнула, но отпрянула.
— Подонки, сатрапы, псы! — раздались возмущённые крики.
«Их настрой мы немного сломили, но быстрее бы подкрепление», — думал я, понимаясь по грязной, обшарпанной лестнице вслед за наставницей. — «Никогда раньше не бил вот так людей, а сейчас даже и рука не дрогнула», — мандраж от ситуации вытеснил сомнения.
— А кто эти люди на плакате, госпожа лейтенант? — спросил, когда мы были уже на третьем этаже.
— Художественная композиция весьма точно изображает нашего сегодняшнего гостя — иранского шаха Гепардеви, французских президента Республики Гиббона и председателя Конвента Шарлотту Дельфинье, а также королеву Швеции Маргрету Ягуариссен, которая в счёт уплаты долгов передаёт несчастных детей-гибридов, похищенных из шведской Изнанки, на опыты французским маньякам-республиканцам, своим кредиторам, — просветила меня Ирена. — Ты газеты вообще читаешь, за новостями следишь?
— Последнее время — редко, времени нет, — ответил я.
Не хватало мне ещё пропагандой забивать себе голову.
«Почему у Астрид и королевы Швеции — почти одинаковая фамилия⁈ Неужели этим бизнесом занимаются на самом высшем уровне в Швеции и гибридов делают рабами их короны⁈ Приставка „ундер“ — надо было узнать у Галкина, что означает. Вероятно, как и у нас — вассальная приставка. Он ещё что-то говорил про то, что клан у девки непростой», — меня этот факт сейчас глубоко поразил.
Когда поднялись на пятый этаж и зашли в обшарпанный, темный коридор с запахом странной кислятины, в десяти шагах справа я увидел какого-то парня, стриженого «бобриком». Он стоял, опершись плечом на косяк полуоткрытой двери, и курил — встрепенувшись, через мгновение он сразу же закрыл дверь.
— Нам явно сюда, — кивнула офицер, доставая из кобуры табельный пистолет.
Я последовал её примеру, в глубине души сомневаясь, не является ли возможное применение оружия слишком уж чрезмерным в этой ситуации.
Глава 8
Несколько раз постучав в дверь и не дождавшись ответа, Снегирева уверенным движением ноги просто её выбила и с пистолетом на изготовку вошла внутрь.
«Применила легкое служебное заклинание», — догадался я, поскольку ощутил легчайшее колебание энергии под сердцем. — «Когда же я так уже научусь?» — вспомнил, с каким трудом и усилиями в школе и я сам, и остальные ученики делали некоторые учебные заклинания, которые считались несложными.
— Не двигаться, руки за голову! — выкрикнула Ирена.
Я вошёл следом за ней. В нос сразу же ударил запах какой-то кислятины, и как подсказала память — это было характерным признаком доведения на огне до готовности синтетического раствора из растительных брикетов с макропорошком, которыми «нулевики» пытались повышать себе магический коэффициент. Это незаконно, если только заниматься этим с целью сбыта готового варева. Другое дело, что сам этот метод был очень сомнительный.
«Зато рынок сбыта этой дряни — просто огромный, вот мошенники и процветают», — я быстро осмотрел помещение.
Хозяин квартиры и какая-то худая, патлатая девица стояли возле окна, со страхом глядя на наведенное на них оружие. В левом от окна углу стояли небольшие детские ясли. Оттуда доносился плач.
Через несколько секунд Ирена опустила и спрятала оружие, велев тоже самое сделать и мне.
— Назовите себя, предъявите документы и потрудитесь убедительно объяснить, почему вы проигнорировали приказ полиции и вывесили запрещённую политическую агитацию⁈ — решительно произнесла Снегирева, глядя на парочку.
Пока хозяин и хозяйка квартиры испуганно блеяли и доставали документы из тумбочки, я осмотрелся — жилье было бедное и неухоженное, и в уме прикидывал то количество административных и уголовных статей, которые можно применить к этим лишенцам.
— Вы должны немедленно снять плакат — это нарушение статьи двести четвертой административного кодекса, а ваша кулинария — это уже статья уголовная, если там есть превышающее нормы астральное излучение, — тем временем заявила Ирена, проверив их документы.
Испуганно покивав, хозяин квартиры бросился к окну и начал затягивать плакат обратно — получалось у него плохо. Несколько секунд посмотрев на это, я подошёл к окну и помог затащить довольно громоздкий плакат обратно в квартиру. В нескольких местах его пришлось надорвать.
— Я арестую вас, подданные Чумоваровы, а вашим ребенком займется служба призрения, пока вы будете в тюрьме, — подойдя к обшарпанной кухонной плите и брезгливо посмотрев на содержимое кастрюли, заявила Ирена, повернувшись к парочке.
— Нет, нет, помилуйте, госпожа офицер, — издав ужасающий вопль, рухнула на колени девица и начала громко рыдать.
«Такая драма будет каждый раз, когда придётся кого-то арестовывать и бросать в тюрьму?» — задумался я, поскольку такая перспектива не показалась мне заманчивой. — «Никаких нервов на это всё не хватит».
Бледный и дрожащий хозяин квартиры с ужасом смотрел на нас. Он стоял в паре шагов сбоку, и я приготовился его нейтрализовать в случае резких движений.
— Мы не виноваты, нас заставили, нам угрожали, — пролепетал этот Чумоваров.