— Папа, хватит!!
— Нет не хватит! — стукнул кулаком по столу отец. — Я уже устал молча смотреть на то, как ты страдаешь! Как уходят твои лучшие годы…
— Да что ты от меня хочешь, я не пойму?! — срываюсь я на крик, чувствуя себя в этот момент полнейшим ничтожеством. И дело ведь не только в Ярике. Папа вообще редко, когда был мной доволен. Нужно было всегда прыгнуть выше головы, чтобы добиться от него в свой адрес хоть какой-нибудь похвалы. Где-то до университетских времен мне кое-как удавалось держать планку. Но после моего возвращения в Самару, я ни разу не услышала от него ни слова одобрения. Даже в те моменты, когда я действительно добивалась успехов в холдинге и выполняла очень сложные задачи на благо компании. — Чтобы я сделала за эти полтора месяца невозможное? Чтобы я к своим двадцати пяти годам успела построить карьеру и выйти замуж?!
— Значит так, моя дорогая! Есть две должности по твоему профилю, на которые уже давно не могут найти подходящего человека. Одна в Московском филиале, другая в Питерском. Я наберу нашему эйчару, пускай вышлет тебе всю необходимую информацию. Посмотришь и решишь, куда хочешь перевестись. Пора уже взрослеть, Марин. В понедельник вечером жду от тебя решения. Я всё сказал!
С этими словами отец громко отодвинул свой стул и поднялся из-за стола.
[1] Вышка — сокращенно Национальный исследовательский факультет Высшая школа экономики.
Глава 10
Смотрю на стремительно алеющее небо на фоне зелёных вершин Жигулевских гор и не могу сдержать восхищенного вздоха. Дом родителей располагался за городом в довольно живописном месте Самары. И если бы мне бог отсыпал хоть немного таланта к рисованию, я бы обязательно попыталась перенести на бумагу тот вид, что простирался сейчас передо мной. Но увы, это Ярик с Сашкой были творческими личностями, мой удел был всего лишь сухие цифры и данные. И всё-таки глядя на такое буйство зелени и красок заката, даже у такого чёрствого технаря, как я, что-то расцветало внутри и требовало выход наружу.
Хорошо было здесь вдали от цивилизации. Коттедж, в котором я жила на просеках, тоже располагался в зелёной полосе, но там всё равно ощущалась дыхание города. А здесь — тишина, которую нарушали разве что трескотня сверчков, шелест листвы, которую убаюкивал тёплый майский ветерок, и смех отца, что играл чуть в отдалении с Бени.
Честное слово — я иногда завидовала этому псу. В отличие от меня, его любили просто так без каких-либо условий и великих заслуг. Бенжамину не нужно было менять работу, чтобы заслужить одобрение отца. И ни в каких матримониальных мероприятиях его тоже участвовать не заставляли. И вряд ли его шпыняли за то, что он в свои годы не обзавелся собачьим потомством.
Да Бени прочно занял место среди любимчиков отца. А я… Ну я волочилась где-то в конце списка. После мамы, друзей, его бизнеса и яхт-клуба. Я вроде бы уже давно смирилась с таким раскладом, но всё же иногда ловила себя на мысли, что до сих пор отчаянно пытаюсь заслужить его одобрение.
Глядя на отца, который сейчас искренне хохотал и наслаждался игрой с псом, я не могла избавиться от чувства горечи, что начинала стремительно разрастаться у меня внутри. Вот бы и мне ощутить хоть капельку той любви и доброты, что доставалась сейчас Бени. Хотя бы каплю… Сегодня мне хватило бы и этого. Просто чтобы вновь почувствовать опору под ногами и найти в себе силы, чтобы жить дальше. Но нет, у отца всё было чётко распределено. Ласковые слова и похвала — псу, дочери — суровый отчет за все её великие прегрешения.
Возможно, потому что он всегда хотел сына, а получилась я. Девчонка, которая постоянно не оправдывала его ожидания. И которой можно доверить семейный бизнес, только в одном случае — если она будет под присмотром умного мужа.
Папа никогда и не скрывал, что не особо верит в способности женщин успешно заниматься предпринимательской деятельностью или ворочать огромными капиталами. А те, кто смог чего-то достичь, вызывал у него скорее искреннее недоумение, чем восхищение. Отец у меня был старой закалки и несмотря на изменившееся времена так и не смог избавиться от некоторых стереотипов: женщина должна реализовывать себя в семье, а муж должен зарабатывать деньги. Так было в их паре с мамой, и такую модель поведения прививали мне с самого детства, но без особого успеха. И эта его позиция всё равно так или иначе прорывалась наружу, хоть отец всю жизнь меня и шпынял, чтобы я училась на «отлично», и сама строила карьеру, без родительской помощи, рассчитывая исключительно на свои силы.
Нет, конечно, отцу была важна моя карьера. И он действительно пришёл в бешенство, когда узнал о планах семейства Вермар по поводу младшего отпрыска. Но всё же, я никак не могла отделаться от ощущения, что столь заветная для меня должность финансового директора, в глазах отца был тот самый «потолок», на который я могла претендовать, как особь женского пола. Так сказать — подтвердить, что годы обучения в Вышке прошли для меня не зря, а заодно и добавить веса нашей семьи в глазах окружающих. Ведь финансовый директор — звучит статусно и уважаемо. Но я и здесь умудрилась сделать всё не так, как ожидал отец…
Интересно, что за вакансии он собрался мне скинуть? И можно ли это считать знаком свыше, что мне действительно стоит перевестись в другой филиал? Начать жизнь с чистого листа, на котором я буду вольна написать что угодно. Разумеется, кроме букв «Ярослав Мереминский».
Сердце вновь начинает отстукивать рваный ритм, когда я произношу про себя его имя. Вспоминаю сегодняшнее утро, как он касался меня, и по моему телу вновь проносятся тысячи мурашек…
Папа всё-таки прав, нет у меня гордости. Стоит Мереминскому оказаться рядом, как я тут же уношусь своими мечтами куда-то далеко-далеко, совершенно позабыв о реальности. В которой не было места чуду, как, собственно, и не было места нашим отношениям с Яриком.
Прикрываю глаза, чтобы унять разбушевавшееся внутри чувства. Нужно всё-таки по максимуму сократить наше общение на работе, чтобы меня так не штормило. Вот когда Лис сегодня был рядом, мне было как-то легче противостоять Мереминскому. Я даже расхрабрилась и высказала ему напоследок всё, что думала. Жаль, что Елисея нельзя взять к нам в штат. Отличный был бы оберег от чар Мереминского…
Ощущаю тёплый плед, который ложится мне на плечи.
— Уже холодает, — замечает мама, и садиться рядом со мной на качели. — Майские вечера бывают очень обманчивыми. Не хватало еще, чтобы ты простудилась, Маришик.
Мне не холодно, но я послушно натягиваю на себя плед, который теперь будто бы вдвойне стал меня согревать благодаря маминой заботе.
— Мам, ну он ведь несправедлив к Ярику… — с грустью говорю я, склоняя голову ей на плечо. — Ты ведь сама знаешь, какая у него ситуация в семье.
— Знаю, родная. И Ярик большой молодец, что помогает. Как там Уля сейчас?
— Мы с ней не виделись после её последнего лечения, — с грустью отзываюсь я. Не представляю, что я буду ей говорить при встрече с сестрой Мереминского, с учётом какие у нас сейчас стали отношения с его расчудесным братцем. — Надо будет заглянуть к ним на днях. Я правда не понимаю, мам, чего он так на него взъелся! Если бы не лечение Ульки, Ярик бы уже давно…
— Маришик, да разве дело только в деньгах! — с горечью восклицает мама, обнимая меня за плечи. — Отец, конечно, не выбирает выражений, когда ругается, но он правда за тебя переживает и хочет тебе добра. Да и в остальном он ведь ни в чём не приврал. Марин, ну не дело это столько лет так по нему убиваться…
— Мам, и ты туда же! — резко выпрямляюсь я, окидывая её обиженным взглядом.
— Маришик, ну вот сама подумай — зачем это всё? Ну что там у вас такого было, чтобы так страдать…
— Всё, — тихо говорю я, чувствуя, как болезненно сжимается сердце, гулко отстукивая в груди вслед проносящимся в моей голове воспоминаниям, — И ничего…
Да, эта странная фраза очень хорошо описывала наши с ним отношения.