Консьерж, он же охранник, здоровенный парень в униформе, сейчас явно сожалел о своем почти двухметровом росте, мешавшем ему притвориться мешком с картошкой, забытым кемто из жильцов. Вид ТОГО САМОГО ПИМЕНОВА, искрящего от злости, полуголого, с мокрыми растрепанными волосами, медленно приближавшегося сейчас к закутку охраны, радужных перспектив не сулил. Отнюдь.
Место бы сохранить!
– Максим. – Блииин, он, оказывается, знает его имя! – Попробуйте объяснить причину, по которой вы пропустили ко мне совершенно неадекватного человека?! Она чуть не разгромила мою квартиру, оскорбила Зинаиду Прасковьевну…
– Пафнутьевну, – робко вякнул консьерж.
– Похвально, но не поможет, – грозно навис над конторкой Пименов. – Нус, я жду.
– Ччего?
– Объяснений. Вам же, как я понял, моя домоправительница четко сказала: эту девицу никто не приглашал, верно?
– Нну да.
– Так какого… – Мартин шумно втянул воздух, приглушая рвущийся из груди ор, и свистящим шепотом продолжил: – Почему, позвольте полюбопытствовать, вы решили все же пропустить эту… гм, посетительницу?!
– Так это… Она ведь… Она сказала…
– Прекратите блеять, отвечайте четко и по существу! – Ор всетаки победил.
Охранник вскочил, уронив стул, вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:
– Девушка сказала, что она – ваша невеста и если я не пропущу ее, меня завтра же уволят!
– И что?
– А мне нельзя, у меня мама болеет.
– Нет, это понятно, непонятно другое – с какого перепугу вы, Максим, решили, что эта кобы… что эта девушка говорит правду?! Неужели У МЕНЯ может быть такая невеста?!!
– Нне знаю, – покраснел парень. – Она была очень убедительна.
– Ясно. – Голова болела все сильнее. – Ладно, на первый раз прощу. Но если эта дама попробует еще хоть раз…
– Обломится.
– Правильный ответ.
ГЛАВА 8
В квартире пахло обидой. Ну, если честно, пахло корвалолом или валокордином – Мартин не обладал настолько тонким чутьем, чтобы улавливать разницу в ароматах этих капель. Будь он котом, тогда – да, тогда, вероятнее всего, мог бы. По процентному содержанию валерьянки.
Хотя, если задуматься, котом Мартин все же был. Вернее, котярой, для которого кошки – существенная, но не главная составляющая его жизни.
Но задумываться было некогда, следовало посмотреть, как там его Пафнутьевна.
А неважнецки.
Зинаиду он нашел в кухне, женщина, ссутулившись, сидела на табуретке и безучастно смотрела в окно. Услышав шаги, она обернулась и дрожащим голосом произнесла:
– Мартин Игоревич, это правда?
– Вопервых, почему вдруг Игоревич, а вовторых, что – это?
– То, что говорила эта девушка?
– Гм, девушка, – усмехнулся Мартин, устало опускаясь на высокий барный стул. – Девушкой эта особь женского пола перестала быть еще в шестом классе, если не в пятом. Что же касается ее болтовни – я, если честно, вообще ничего не понял. Похоже, Альбина перебрала с наркотиками на очередной тусовке, и у нее окончательно поехала крыша.
– То есть, – робко улыбнулась Зинаида, – вы на ней не женитесь?
– Господи, нет, конечно! – Мартина аж передернуло от отвращения. – Да на ней полМосквы перележало, от чего только Альбинушка не лечилась за свою не такую уж и короткую жизнь – и от сифилиса, и от гонореи, и от… В общем, от всех ЗППП. Не удивлюсь, если у нее обнаружится СПИД или гепатит В. И чтобы я выбрал матерью своих детей эту всероссийскую давалку?!
– Тогда почему она…
– Ну я же говорю – крыша поехала от передоза! Вы бы слышали, что эта помойка несла там, внизу!
– А кто она вообще такая? Откуда вы ее знаете?
– Да я и не знаю толком, так, виделись пару раз, мельком. Это Альбина Кругликова, дочка Степана Петровича. Вы его видели, он заходил ко мне на партию на бильярде.
– Помню, как же! – оживилась женщина. – Вежливый такой, приятный мужчина. И эта сумасшедшая – его дочь?!
– Увы.
– Вот бедато! – покачала головой Зинаида.
– Да, в данном конкретном случае природа очень сильно отдохнула на потомстве. Совсем расслабилась. – Мартин сжал ладонями виски и поморщился: – Вот дрянь, а! Ведь совсем уже полегчало, а теперь голова просто раскалывается!
– А вы и не кушали ничего! – подхватилась домоправительница. – И солянка давно остыла, придется разогревать.
– Ох, не думаю, что смогу осилить хотя бы ложку, – простонал Пименов. – Тошнит очень.
– Так надо врача позвать, Якова Борисыча! Давайтека ложитесь, а я позвоню.
– Вот еще, ерунда какая! Зачем врач, это просто похмелье.
– Если даже и так, все равно помощь нужна. Сами ведь не справились, вон, бледный, под глазами круги черные. Краше в гроб кладут.
– Это точно, сейчас гримеры хорошо с покойниками работают, я в гробу просто Джорджем Клуни буду. Или Джонни Деппом. Как думаете, Зинаида, кого мне заказать гримеру при составлении плана организации моих похорон?
– Типун вам на язык! Нашли с чем шутить! Так, поднимайтесь, вот так, потихоньку. Да обопритесь мне на плечо, а то упадете сейчас!
– Тоже мне, надежная опора! Да я вас в два раза выше и тяжелее!
– Ну, насчет тяжелее не соглашусь, я вовсе не легконогая лань. Мартин, не пыжьтесь, вам надо прилечь поскорее.
Это точно. Голова все сильнее пульсировала дикой болью, тошнота нетерпеливо топталась в горле, подергивая желудок, малейшее движение провоцировало очередной приступ.
Ничего подобного с тщательно следившим за своим здоровьем Мартином Пименовым еще не происходило, и он, если честно, испугался. Он не привык болеть, он сильный, он здоровый, он ходит в тренажерный зал, у него есть личный врач, Яков Борисович Верник, ворчливый такой дядька, но отменный специалист. Раз в год Мартин проходил под надзором Якова Борисовича полную диспансеризацию, заканчивавшуюся всегда одним и тем же вердиктом – «практически здоров».
И вдруг – такая ерунда!
Поэтому Мартин, не сопротивляясь, позволил Зинаиде отвести себя в спальню и уложить на кровать. Потом он слышал, как Пафнутьевна звонила Вернику на мобильный, но что говорила – разобрать не удалось.
Он почти терял сознание от боли, когда в комнату вбежал запыхавшийся Яков Борисович. Взглянув на своего подопечного, доктор торопливо вытащил из потрепанного, явно старинного саквояжа ультрасовременный тонометр, измерил пациенту давление, шепотом матернулся и захрустел упаковкой одноразового шприца.
Потом в вену вогнали содержимое нескольких ампул, и постепенно тошнота и боль, угрюмо огрызаясь, отступили. Но совсем не исчезли, их уродливые морды маячили неподалеку.
– Что это было, Яков Борисыч? – запекшимися губами прошептал Мартин, как только смог говорить.
– Это, голубчик, называется гипертонический криз, – проворчал доктор, устанавливая портативный кардиограф. – Сейчас сердечко проверим, но в любом случае я бы настоятельно рекомендовал вам стационар. С этим не шутят.
– С чем – с этим?
– С инсультом, батенька, с инсультом. Или с инфарктом.
– Да какой, к черту, инсульт?! Я здоров как бык! Это так, перебрал вчера немного, вот и поплохело. Я обычно не пью в бане, но в этот раз…
– Ага, как бык, – продолжал бухтеть Верник. – Где вы видели быков с давлением двести на сто двадцать?
– А разве у быков…
– Мартин Игоревич, помолчите, пожалуйста, я вам кардиограмму делаю, а не клизму. Так, дышите ровнее. Ага, вот так, – приговаривал он, вглядываясь в выплевываемые кардиографом бумажные полоски, – очень хорошо. Просто замечательно, так, а здесь что? И здесь тоже цимес. Ну, слава богу! С сердцем и на самом деле все в порядке. В целом, конечно, всетаки криз есть криз. Так, давайтека давление перемеряем. Ну вот, совсем же другое дело! Не пионерское, конечно, но терпимо. А в больничку на пару дней я все же порекомендовал бы лечь, да. Прокапать витаминчики, обследоваться более углубленно да отдохнуть, в конце концов! Эдак вы себя совсем загоните!