— Когда ты приедешь в Берлин? — спрашивает отец, когда я очередной раз звоню ему.
— Не знаю… Учеба, понимаешь.
— Хватит, Верена. Впервые рад тому, что твоя мать умерла. Хоть не видит всего этого позора, — с раздражением в голосе обрывает меня он. — Тебя отчислили год назад. Думаешь, я не знаю? А твоя выходка с клеветой на преподавателя? Это ни в какие ворота не лезет! — Он почти орет. Я таким его никогда не видела. Даже на экране видно то, как набухли вены на его висках.
— Ты знаешь? — только и могу я сказать.
— Конечно знаю.
— Ты видел то видео? — Мой голос обрывается.
— Нет. Анкель мне сюжет пересказал, — кривится он. — На следующей неделе ты должна быть в Берлине.
— Папа? — Мой голос дрожит.
— Что?!
— Тебе меня не жаль?
— Мне за тебя стыдно. Дура! — рявкает он и замолкает. Пауза затягивается, а потом он говорит: — Если уж решила оклеветать кого-то, шла бы до конца.
— Я не хотела такой славы.
— Не ври. Ты всегда хотела быть звездой. Не важно какой. Ты понимаешь, что Анкель твой единственный шанс?
— Что ты хочешь сказать?
— Девушка должна либо выйти замуж, либо сделать карьеру. Ты ни на то, ни на другое больше не можешь рассчитывать. Кто, кроме Анкеля, тебя в жены возьмет? А на работу, кроме меня? Думаешь, в Германии только я интернетом пользоваться умею?..
Его монолог продолжается в таком же духе еще долго. Шестнадцать минут сорок четыре секунды, если точнее.
Через неделю я приеду в Берлин. Это уже решено. Я не могу. Не могу жить за пределами автобусов, кинотеатров и номеров дешевых мотелей. Там ведь люди. Вспоминаю мистера Джейкобсона. «Рано или поздно жертва вновь становится жертвой». Вспоминаю Виктора. «Проиграв один раз, еще можно выиграть, но если проиграл дважды — это уже невозможно».
Я проиграла все.
Чтобы хоть как-то оттянуть приезд в Берлин, беру билеты до Барселоны, а дальше еду автобусом через всю Европу. Приезжаю в Берлин и первое, что делаю, становлюсь заложницей психопата.
Они были правы.
А самое главное: я знала, что так произойдет.
— Ты ведь понимаешь все? — спрашивает меня напоследок Микки, ведя меня в подвал места, которое они называют бункером. Я мотаю головой.
— Ты жива, пока жива Бонни, — миролюбиво поясняет он и поднимается по лестнице, мурлыча что-то, отдаленно напоминающее песню Джимми Моррисона.
Все. Конец. Где Happy end? Ваш фильм провалится в прокате.
5. Без шансов
Микки
Что я наделал, а? Я правда не понимаю. Просто мне не оставили выбора. Я должен был попытаться спасти Бонни. Этот отец Верены, он буквально из себя вывел. И жара, понимаете, жара на улице стояла дикая. В конце концов, теперь есть шанс. Если хочешь выиграть, нужно ставить на карту все…
В руках начинает вибрировать телефон.
— Как тебе удалось уговорить их на операцию? — спрашивает Ленц. Мутный тип, мой напарник по работе и возлюбленный Бонни.
— Радикальными мерами, — отвечаю я, глядя на дверь в подвал.
— В общем, ее отвезли в операционную. Ты приедешь?
— Нет. Может, позже, — говорю я.
В трубке уже звучат гудки. Беру ключи и выхожу на улицу. Черт, у меня в подвале живой человек заперт. Даже в качестве мысли эта фраза звучит коряво и нелепо. Нужно поехать на базу и написать заявление на отпуск. Потом понимаю, что лучше этого не делать. В новостях не сказали, кто ограбил банк, но полиция ведь должна искать психа.
Завожу машину и трогаюсь с места. Руки трясутся. Перед глазами до сих пор безразличная физиономия этого врача. Матеуша Вибека. Это было всего несколько часов назад…
Бонни лежит в реанимации. Вся ее голова в каких-то трубках и датчиках. Все пищит и мигает. Она не шевелится. Внутрь палаты меня не пускают. Тупо пялюсь в стекло и пытаюсь придумать, что делать дальше. В палате еще две кровати. На одной возвышается какая-то груда жира. Даже непонятно, какого пола этот пациент. На другой сидит парень лет тринадцати. Он очень смуглый и кучерявый. Скорее всего, из Индии, или Шри-Ланки там, Бангладеша. Откуда-то оттуда. Он в сознании и, похоже, чувствует себя совсем не так уж плохо, потому что в следующее мгновение парень тяжело слезает с кровати и идет к стеклу. Он открывает мне дверь с внутренней стороны, глядя мне прямо в глаза.
— Спасибо, — киваю я и собираюсь подбежать к кровати Бонни.
— Вообще-то я надеялся на более существенное спасибо, — картинно растягивает он слова. Капельница рядом с ним преграждает мне путь к Бонни. Я роюсь в карманах и достаю несколько смятых бумажек. Евро пятнадцать, наверное. Мальчишка, видимо, доволен добычей, потому что капельница отъезжает и я могу пройти к Бонни.