— Что мне делать?
— Не знаю, — также беззвучно отвечаю я. В этот момент парень с пистолетом поворачивается в сторону выхода, и я начинаю медленно опускаться на пол. Девушка в сарафане следует моему примеру.
Кажется, что мы все стали участниками съемок боевика. Вопрос лишь в том, хорошее это кино или плохое. Выгоднее, чтобы хорошее. В дешевых боевиках обычно слишком много бутафорской крови.
Водитель автобуса продолжает творить беспредел в зале банковского отделения. Видно, что он не готовил это нападение. Я завороженно наблюдаю за ним. Парень с оледеневшим отчаянием в глазах.
— Сумку сюда! — кричит водитель автобуса мужчинам в черной форме инкассации.
Один из них тут же выпускает из рук сумку и поднимает руки вверх. Второй медлит. Вообще говоря, это не сумка, а ящик. Черный металлический кейс с кодовым замком и ребристой поверхностью в районе ручки. Вроде как вентиляция, что ли. Хотя вряд ли деньги нужно проветривать.
Теперь ящик держит только один инкассатор. Мужчина так напуган, что забыл, как разжимать пальцы. На нем кобура и форма с бронежилетом в придачу. Он проходил специальное обучение на случай возникновения таких ситуаций. Не знаю, чему там учат, но совершенно точно там не рекомендуют отдавать деньги и оружие по первому требованию.
Слышу звуки приближающейся полицейской сирены.
Второй инкассатор делает неосторожный шаг вперед, чтобы защитить сумку с деньгами. Раздается еще один выстрел. Затем еще один. Звук сирены заполняет все пространство. Я вижу, как ко входу приближается машина. Слышу сдавленное хрипение человека, в которого попала пуля.
Водитель автобуса смотрит на место, в которое попала первая пуля. Раньше там была камера слежения. Сейчас — просто гигантская дыра в стене и дырка в подвесном потолке. Пыль от штукатурки до сих пор не осела. Он не знает, что делать дальше. В руках у него ящик с деньгами, но выйти с ними он сейчас уже не сможет. Перед входом полицейская машина. Возможно, он ее не видел, но уж звук сирены точно услышал.
Он проходит пару шагов, и его ботинки оказываются в сантиметре от головы девушки в сарафане.
— Встань, — почти спокойно говорит он девушке. Ту душат беззвучные рыдания. Она начинает медленно подниматься с пола. Девушка не успевает выпрямиться, как водитель автобуса хватает ее за волосы и приставляет пистолет к шее.
— Пойдешь вместе со мной, поняла? — спрашивает он.
Девушка мотает головой и беззвучно плачет. Глазами она ищет хоть какой-нибудь поддержки, но никто не решается поднять голову. Она натыкается взглядом на меня. Становится не по себе. Кажется, что сейчас ее жизнь зависит от меня.
— Стой! — кричу я, не особенно понимая, что собираюсь сделать дальше.
— Что ты сказала? — взрывается водитель автобуса.
— Меняю себя на нее, — говорю я и начинаю медленно подниматься с пола.
— Верена, нет, что ты делаешь? — шипит Анкель.
— Меняю себя на нее, — повторяю я. Руки держу за головой. Так в боевиках обычно люди себя ведут. Вместо громкого голоса у меня получается что-то наподобие шепота с примесью хрипа. Вы, наверное, хотите спросить, почему вдруг мой инстинкт самосохранения впал в такую глубокую кому? Мне вот тоже интересно. Может, мне просто расхотелось жить? Или ну очень страшит разговор с отцом? Поверьте, это намного страшнее какого-то сумасшедшего с пистолетом. К тому же, он ничего плохого не сделает. Он ведь купил мне кофе. Просто так, понимаете?
Парень презрительно отбрасывает девушку и присаживается на корточки. Заглядывает в глаза. Повсюду запах дыма и гари. Все вокруг в белесой пыли штукатурки.
— Уходим, — повторяет он. Он узнал меня. Его тон изменился. Стал каким-то более человеческим, что ли. — А ты что застыла? Ложись на пол и руки за головой держи, — обращается он к девушке в сарафане. Та начинает слишком быстро кивать головой.
Он одним движением поднимает меня на ноги. Перед глазами появляется сюрреалистичная картина: человек десять распластаны по полу. Пожилая женщина в строгом брючном костюме скулит возле стены. Парень и девушка из числа сотрудников банка рядом с ней. Они романтично взялись за руки. Спина девушки то и дело нервно вздрагивает. Возле другой стены сидят мужчина и женщина, лет тридцати. Они с ужасом смотрят на меня. Левее от них распластались мужчина восточного вида с мальчиком-подростком.