Семнадцать восклицательных знаков.
Три ура.
И четыре Счастья.
Постепенно фотографий папы становится все меньше, пока он не пропадает из маминого инстаграма окончательно. Зато появляется очень много фотографий меня и самой мамы.
Папа классный. И Девица тоже, хотя маме я об этом не говорю. Волосы у нее все время разных цветов, на лице пирсинг, а на руке несколько татуировок. Моя любимая – с крошечной свинкой Пеппой на запястье. Бабушка, когда об этом узнала, закатила глаза, а мама фыркнула. Думаю, на самом деле маме самой хотелось бы сделать такую же татуировку, просто она стесняется, а Девица нет. Еще мне нравится, что Девица называет меня Марчелло. Но маме я об этом не говорю.
Папа с Девицей живут в квартире, в которую папа переехал, когда перестал жить с нами. Честно говоря, там было немного жутковато: огромные коричневые шкафы с фарфоровыми лебедями, ковер в цветах – судя по темному пятну с краю, до папиного переезда на нем кого-то убили – и постельное белье с тиграми (целых три комплекта, и все одинаковые). Неудивительно, что, когда я был маленький, я боялся там ночевать. Но когда появилась Девица, в папиной квартире сразу стало уютно. Шкаф, лебеди, тигры и ковер куда-то уехали, а вместо всего этого приехали коробки из «Икеи» с новыми вещами. Даже жалко: к тиграм я уже привык.
В тот день после школы мы заказали в «Макдоналдсе» два двойных чизбургера, две большие картошки фри (я с сырным соусом, а папа с кетчупом), две большие колы и еще «чикен макнаггетс». Папа задал мне несколько вопросов про школу:
– Ну, как все прошло?
– Нормально, – я пожал плечами и втянул из трубочки ледяную колу.
– Учительница хорошая?
– Нормальная, – я сгрыз две картошки, обмакнув их в соус.
– Как ее зовут?
– Не знаю.
– С кем-нибудь подружился?
– Со всеми, – я допил колу и с хлюпом пошарил трубочкой по дну стакана.
На самом деле ни с кем я не подружился, но какой смысл это рассказывать? На этом папины вопросы, к счастью, закончились, и он уткнулся в телефон. Пока папа отвечал на сообщения, я доел картошку и чизбургер, съел почти все «чикен макнаггетс» и начал таскать папину картошку.
– Пап?
– М?
– Что тебе рассказать?
– Расскажи еще про школу.
Сколько можно говорить про один дурацкий день! Чтобы отвлечь его от школы, я спросил, где они познакомились с Девицей. Папа сначала помычал.
– В киндере.
Я представил себе папу и Девицу в крохотной оранжевой коробочке внутри гигантского шоколадного яйца и выпучил глаза.
– Это такое взрослое приложение для знакомств, – объяснил папа. – Вот, смотри.
На экране телефона появилась какая-то тетка с огромными губами и в кофте с леопардовыми пятнами.
– Эта не стала бы выбрасывать тигров, – заметил я, а папа со мной согласился.
Если бы меня спросили, где я хочу жить, я бы сказал, что предпочел бы проводить у папы больше времени. Но мама меня об этом никогда не спрашивала – и неудивительно: она-то не знает, каково это, когда у тебя есть папа.
Мы всегда как-нибудь развлекаемся – и не только в «Макдаке». Еще мы ходим:
• в кино,
• на каток (если зима),
• в музей тела человека,
• в музей со скелетами динозавров,
• в музей старых игровых автоматов,
• в гости.
А однажды мы даже пошли в какой-то взрослый бар. Там было много веселых взрослых, а я сидел под столом и играл в «Майнкрафт» на папином телефоне. У папы можно ложиться в любое время и вставать тоже. Так что из бара мы ушли, когда уже наступила ночь и я еле шевелил ногами. Маме мы об этом рассказывать не стали – а то на новом икеевском ковре в папиной квартире тоже появилось бы подозрительное пятно.
В тот первый школьный день мы погуляли, и папа отвел меня к бабушке. И, кстати, он ни разу меня не сфотографировал: в отличие от всех остальных, папа меня почти никогда не фотографирует, и у него даже нет инстаграма.
Глава 5, в которой я обнаруживаю кое-что неожиданное
На второй день школы все было почти так же, как и в первый. И на третий. И на четвертый. Вставать приходилось совсем рано, и к первому уроку я еще не успевал проснуться. Когда звонил звонок, учительница вела нас завтракать. Но вместо какао и булочки, о которых я мечтал, нам давали тарелки с дряблым серым желе, которое называлось омлетом. Или серую кашу с растопленным куском масла. Или гематоген. Из моих одноклассников это не смог есть никто, кроме девочки Маши, которую, наверное, дома морили голодом.
Однажды на русском учительница сказала:
– Сегодня мы будет говорить про предложения. Как вы думаете, чем они отличаются?