Хайруллины — люди тихие, скромные, так и хочется добавить — интеллигентные. Живут совершенно отдельной жизнью от всего нашего коммунального сообщества. Фира, по-моему, даже плоховато знает по-русски. За этими их занавесочками неведомый мир, думаю, вряд ли кто-нибудь из жильцов нашей квартиры бывал за этими занавесками. Государство в государстве. Отчего такая замкнутость? А кто его знает. Правильно, бывают очень общительные дворники. И большинство татар отлично говорят по-русски. Оба приезжие, детали мне неведомы, но, кажется, у Равиля здесь родственники, они помогли. Но все это так, несущественно, а любопытно вот что. Матвей Иваныч Брюханов ненавидел семью Равиля лютой, постоянной и совершенно неспровоцированной на первый взгляд ненавистью. И на второй взгляд тоже. Я нередко размышлял на эту тему. Нет-нет, я ничего здесь не выдумываю. Времени у меня достаточно, но никакого рационального зерна я здесь обнаружить не смог. Как напьется Брюханов, — так и орет. В основном невероятные, неостроумные скабрезности. Знаете, у него, у Матвея Иваныча, была такая неприятная черта: если ему кто-нибудь рассказывал анекдот, то он втемяшивался ему в голову, и он все рассматривал, так сказать, сквозь призму этого анекдота. Последний анекдот про объявление знаете, наверное: «Участники Куликовской битвы обслуживаются вне очереди». Да-да, я согласен, средний анекдот. А Брюханов в него прямо влюбился, я раз двадцать слышал, как он схватит где-нибудь Равиля на кухне или там просто в коридоре и требует, чтобы он ему показал удостоверение участника и все такое в этом же роде. До некоторой степени Равиля можно понять: они с женой, в общем, подчиненные Брюханова, но выносить все это от любого начальника никакой другой человек не стал бы. Причем у меня сложилось такое впечатление, что Равиль — мужик с развитым чувством собственного достоинства. Уж во всяком случае более достойный, чем его начальник. Так вот, он терпел, даже побои иногда. Не то чтобы побои, правда, просто пару раз Матвей Иваныч хватал его за грудки и об стену. Варвара бегала их разнимать. Ее он почему-то слушался. Но еще хуже, чем эти грудки, было то, что начальник оскорблял и жену Равиля. Собственно говоря, накануне этого случая он и на нее руку поднял. И опустил. Я слышал шум… Фира с детьми тут же куда-то уехала. Ну, к матери, наверное. К свекрови правильнее. Мне рассказала об этом тетка, она как раз в ночь уходила. Она человек не впечатлительный, работает во вневедомственной охране, привыкла точно оценивать обстановку. Я ей в этом смысле доверяю всецело.
Они продолжали записывать. Причем оба, словно не надеясь друг на друга. Негодяи! Им ведь наплевать на всю неповторимую прелесть этого дела. Я им интересен только тем, что облегчаю их работу.
Продолжая роль самодеятельного детектива, говорю им:
— Вот видите, я оказался прав. Все находившиеся в квартире этой ночью были в той или иной степени заинтересованы в причинении вреда Матвею Иванычу Брюханову. — Золотозубый посмотрел на меня исподлобья, и выражение лица у этого олигофрена было игривое, он продолжал считать, что находится на высоте положения, — и все они имели возможность в одиночку или все вместе свое желание удовлетворить.
Во время паузы, образовавшейся после моего сакраментально-напыщенного заявления, мне казалось, что я слышу, как булькают их мутноватые мысли. Меня в данный момент больше всего интересовал частный вопрос: кто первый из них поинтересуется у меня, включаю ли я и собственную особу в число подозреваемых. Вопрос этот можно было построить как иронический, а следователи никогда не упускают случая — почему-то я был в этом уверен — поиронизировать над свидетелем, берущим на себя слишком много. Им как воздух необходимо ощущение превосходства.
Я был уверен, что первым сориентируется золотозубый, он плебей, он должен быть посообразительней. Но заговорил его напарник, он указал на стоявшее в углу колесное кресло и спросил, как часто меня вывозят покататься.
«Серьезные ребята», — усмехнулся я про себя.
— Вывозят меня редко. У Варвары опущена почка, га к что каждая моя прогулка дается ей с трудом. А с точки зрения высшей справедливости я должен был вы, как и все, иметь физическую возможность убить по, потому что оснований для этого у меня ничуть не меньше, чем у любого другого жильца этой квартиры.