Вот и в его глазах сейчас отражается неподдельный восторг и радость. А еще предвкушение. Сейчас мальчишка, которого я вижу перед собой уже заметил ту крутую горку, которую принято называть американской, хотя на деле она далека от той, которую показывают нам в кино. А потом он приметил павильон с жуткими куклами и приведениями — комната страха. А еще тир. Где я вижу большую очередь из солидных (кхм) мужчин, желающих произвести впечатление на своих дам и попытаться выбить десятку и получить плюшевый пылесборник.
Смотря на реакцию Ромы, я так и не заметила, как он взял меня за руку и уже куда-то потянул. Ну что ж, Рома, сегодня твой день.
— Ты говорила про новые эмоции и впечатления? Ну что, Каренина, готова со мной? — спросил меня Рома, и, даже не ожидая от меня ответа, утянул меня в комнату страха.
— Стой! Мы говорили про тебя! — пыталась упереться я.
— Не, Каренина, так дело не пойдет. Ты меня сюда привела, ты и разделишь со мной все новые эмоции. Готова? Нет? Пошли.
И мы зашли в совсем темный коридор, где из разных динамиков доносились жуткие скрипы, крики и злостный смех.
Я человек, который смотрел один единственный ужастик в своей жизни. И то, читая отзывы к этому фильму, понимаешь, что до реального жанра “ужасы” ему довольно далеко. И тем не менее, после него даже триллеры я стараюсь не смотреть. Слишком все мрачно, жестоко и печально. А я человек тонкой душевной организации. Поэтому ходила я с закрытыми глазами, вцепившись мертвой хваткой в руку Ромы, который уверенно вел меня куда-то вперед, предусмотрительно подсказывая мне, через что переступить и куда свернуть.
— Ты откроешь глаза? — спросил меня Рома.
— Нет. Ни за что и никогда.
— Почему? Тут совсем не страшно! Смотри, вон то привидение очень смешно выглядит. У него один глаз не загорается, а другой мигает. Батарейки наверно сели.
— Ну ты еще сходи и проверь.
— Пойдем, — сказал он и потащил меня в сторону той белой штуки.
— Я пошутила, Рома. Не подходи, пожалуйста, к ней, — запричитала я.
А как только Рома все-таки протянул к этому приведению руку, та клацнула зубами и завизжала. С*ка!
— С*ка! — зарычал Рома.
Я же поняла, что силы меня покидают, а ноги подкосились. Плохая. Плохая была идея везти сюда Рому и себя заодно.
— Эй, Каренина, ты только в обморок не падай. Подожди. Вот, уже выход, — придерживая, Рома вывел меня на свет Божий.
— С*ка!
— Я?
— Он. Она. Оно. А, какая, к черту, разница, — сказала я и… разревелась.
А Рома приобнял меня нежно и притянул к себе. И тогда я впервые вдохнула его аромат так близко. Горьковатые нотки бергамота, ветивера и что-то едва уловимое, но мужское и концентрированное. Наверно, это его запах. Который теперь я готова вдыхать постоянно. Его руки нежно гладили меня по голове и успокаивали. Кажется, он что-то тихо шептал мне. Или пытался отвлечь какой-то шуткой. Я ведь не сильно вслушивалась. Точнее вслушивалась я в стук его сердца. Размеренное, твердое и уверенное. Такое вообще можно сказать про биение сердца? Нет? А у Ромы может.
— Ну все? Успокоилась? — нежно спросил Рома.
— Кажется.
— Тогда пойдем. Вату тебе сладкую куплю, хочешь?
— Хочу.
Мы обошли практически все аттракционы. Рома купил мне сахарную вату аж два раза. А потом мы перекусили в каком-то местном вагончике бургерами и картошкой фри. Как влюбленные подростки, играли в гляделки пока ужасно аппетитно, но не совсем аккуратно, откусывали сочный бургер и макали картошку в соус.
А потом было оно. То, что я заготовила напоследок. Когда на улице уже начнет смеркаться, а фонари зажгуться вдоль дорог. Мигающее освещение аттракционов и неоновые вывески указывали нам на то, что наступил вечер. Романтичный летний вечер.
— Нет! — категорично заявил Рома.
— Что нет?
— Я туда не пойду, — практически безапелляционно.
— Почему?
— Потому. Просто не пойду. Хочешь еще вату? — пытается отмахнуться от темы.
— Если я еще раз съем вату, я буду похожа на сахарное облачко.
— Такое же сладкое и липкое?
— Такое же толстое и розовое. Идем. Вон конец очереди.
— Настя, — первый раз позвал он меня по имени, — я туда не пойду.
— Рома, колесо обозрения — самый безобидный аттракцион, на котором мы были.
— Оно… оно очень высокое.
— Да, самое большое в городе.
— Твою ж мать.