— Ты должна быть осторожной, — сказала Бланш.
— Я уже поняла это.
— Я с ужасом думала, что скажу твоим родителям.
Эйлин невольно рассмеялась.
— Тебе смешно, — упрекнула ее Бланш, — а я места себе не находила. Здесь же есть дикие места, где водятся хищные звери.
— Ты собираешься меня кормить или нет? — спросила Эйлин, прерывая монолог подруги.
7
Утром, быстро позавтракав, Эйлин взяла фотоаппарат, новую шляпу и поспешила к конюшне. Она не хотела признаваться в этом, но после едва не окончившейся печально прогулки ей было боязно покидать ферму, хотя она знала, что ей ничего не грозит, когда рядом с ней Шон.
Во дворе конюшни толпились конюхи, которым Питер отдавал распоряжения. Шона легко было выделить среди них, хотя бы потому, что он был выше всех.
Эйлин замедлила шаги. Она не хотела выдавать себя, но ей с трудом удавалось сдерживать свое возбуждение от мысли, что они проведут целый день вместе.
Шон посмотрел в ее сторону, и Эйлин почувствовала внутри себя какую-то мощную и неизвестную ей силу, которая готова была вырваться из-под контроля. Шон сказал что-то Питеру и отделился от группы конюхов.
Его лицо расплылось в улыбке, когда он подходил к Эйлин.
— Доброе утро.
— Привет.
Между ними заметались жаркие флюиды. Взгляд Шона остановился на ее губах.
— Пошли. — Его бархатистый голос окутал Эйлин своей нежной аурой. — Я оседлаю для тебя лошадь.
Она последовала за ним к загону. Шон накинул веревку на шею светло-серой кобыле и вывел ее за ограду. Он очень быстро прошелся скребком по ее бокам, почистил копыта и закрепил седло.
Эйлин опасливо посмотрела на лошадь.
— А где Красс? — спросила она.
— Он хорош для занятий, но на длинные расстояния его лучше не брать. Он слишком стар и медлителен для этого, — пояснил Шон.
Эйлин повесила футляр с фотокамерой на луку седла.
— Фотоаппарат? — удивленно спросил Шон.
— Я решила сделать несколько снимков — здесь очень красивая природа. Могу и тебя сфотографировать. Не возражаешь?
— Нет. Только не проси меня улыбаться.
Шон держал поводья, пока Эйлин садилась на лошадь, затем передал их ей и поправил ее ноги в стременах.
— Ну как? — спросил он.
— Великолепно.
Они опять встретились взглядами, и между ними будто сверкнула яркая молния. Сердце Эйлин пело, когда Шон садился на гнедого жеребца, ее восхищали врожденная грация и гибкость его движений.
— Готова? — спросил он.
Эйлин кивнула. Ее лошадка шла резвее, чем Красс, но не менее плавно. Шон оглянулся.
— Нормально?
Эйлин, конечно, нервничала, сидя на незнакомой лошади, но не хотела, чтобы Шон знал об этом.
— Да, не волнуйся за меня. Как ее зовут?
— Диана.
Эйлин похлопала кобылу по шее.
— Привет, Диана.
Перед ними расстилался зеленый ковер сочной травы, над которым раскинулся купол голубого неба. Только вдали виднелось несколько белых облаков.
— Красивая земля, — сказала Эйлин. — У тебя есть братья или сестры?
— Родных нет. Есть кузина. А у тебя? — спросил в свою очередь Шон.
— Родители и сестра.
— Тебе нравится жить в Лондоне?
— Очень. А ты не любишь большие города, — сказала Эйлин, вспомнив об одном из их первых разговоров.
Шон сделал широкий жест.
— Ничего подобного я в Лондоне не видел.
С этим Эйлин трудно было спорить. Она жила в одном из новых районов, где дома стояли так близко друг к другу, что, казалось, протяни руку, и постучишь в окно соседнего дома.
Шон подъехал к старому дубу.
— Почему мы остановились? — спросила Эйлин.
— Я подумал, что ты созрела для передышки.
— Нет, я совсем не устала.
Шон скрестил руки на луке седла.
— Ты говорила, что журналистка. Тебе нравится твоя профессия?
— Да, очень. Это не только довольно прибыльное занятие, оно доставляет мне и большое удовольствие.
Шон покачал головой.
— Какое же это удовольствие находиться все время в помещении?
— Почему все время? — удивилась Эйлин. — Я все время где-то бываю, в том числе и на природе.
— Но не на такой, как здесь, — сказал Шон и, подняв ее над седлом, медленно, почти прижимая к себе, опустил на землю.
Эйлин ощущала тепло его рук на своей талии и наслаждалась исходившей от него силой. Она заглянула в его глаза, бездонные темно-синие омуты, манившие ее своей глубиной. Шон прижал ее к себе и поцеловал.
У нее появилось ощущение, что она погружается в расплавленный шоколад — теплый, сладкий и бесподобный. Ни одна женщина не может отказаться от такого сочетания, а у Эйлин и в мыслях не было отказываться. Она сама таяла, как воск, в его руках, блуждавших по ее спине, плечам и рукам.