Нахожу ее в мастерской. Балкон закрыт, и в комнате влажно, как в джунглях. Она сидит на полу, сложив ноги по-турецки. На ней белые трусики и моя черная рубашка с Джимми Хендриксом. Инь и Янь. Но мое внимание привлекло не то, что на ней надето, а то, что она рассматривает. Незаконченный портрет Салли Маккаллен. Незаконченный портрет красавицы Салли Маккаллен. Незаконченный портрет красавицы Салли Маккаллен, грудь и попа которой вызвали восхищение Вилли Фергюсона.
— Я все могу объяснить, — говорю я. Эми не поворачивается.
— Так вот, значит, какая она, Салли. Салли, твоя модель.
— Нет, правда, — пытаюсь снова вставить я, — это не то, что…
Эми поднимает руку.
— Может быть, я ошибаюсь, — говорит она, по-прежнему глядя на Маккаллен, — но разве не твои слова, что она — цитирую дословно: «Грязная шлюха. Не решился бы даже палкой до нее дотронуться. Но ведь для этого и нужна обнаженная натура, так? Голая натура должна быть не привлекательной, а интересной. Иначе это была бы просто порнография. Чтобы несчастные извращенцы могли кончить, глядя на красивую девушку».
Наконец она поворачивается ко мне. При виде выражения ее лица целый отряд спецназа мог бы от страха в штаны наложить.
— Ты ведь именно так и сказал?
— Да, но…
— Но что, Джек? Но ты наврал? Ты наврал, что она не сногсшибательно красива? Или что ты не из тех несчастных извращенцев? Что конкретно? Давай, мне бы хотелось знать. Что, язык проглотил?
Я смотрю в пол. Я не просто его проглотил. Я его разжевал, проглотил и переварил. Нет, ну а что я могу сказать? Да, я наврал. Да, Салли Маккаллен потрясающе красива. И да, я наверняка в какой-то степени извращенец.
В конце концов я произношу то единственное, что могу в данной ситуации:
— Прости.
И смотрю на нее, надеясь, что она все-таки простит мне мою тупость.
6
ЭМИ
Меня никогда в жизни так не унижали!
Никогда.
И я очень зла.
Оборачиваюсь на дверь, за которую меня выставили, и выдаю энергичное движение средними пальцами обеих рук. Только так я могу противостоять желанию пнуть дверь.
Разгневанно шлепаю по дороге, бормочу все известные мне ругательства, и свинцовые тучи нависают над моей головой. К тому времени, когда добираюсь до подземки, небеса разверзлись, залив меня потоками воды.
Эми Кросби обтекает.
Не думала, что с временной работы могут уволить. Была уверена в своей дипломатической неприкосновенности. И явно ошибалась.
Похоже, в последнее время мне особенно хорошо удается ошибаться.
И мне это не нравится.
Конечно, я не должна была врать Элейн, что умею работать с любым коммутатором. Надо было сказать ей правду, но, если не соврешь, вообще никакой работы не получишь. Это первое правило временного трудоустройства: ставить галочку в окошке «Да» напротив каждого навыка в списке.
Когда позвонила Элейн и сказала, что есть работа на две недели, с хорошей зарплатой, в офисе крупной юридической фирмы, я сразу согласилась. Она просмотрела мою анкету.
— Хорошо. Ты раньше работала с цифровой системой Элонексик-950, — радостно сказала она, — значит, справишься.
— Конечно, — ответила я, не услышав ни единого ее слова, мысленно подсчитывая свою зарплату и думая о стильных туфельках, которые видела на прошлой неделе.
Да и вообще, что может быть сложного в секретарской работе? Ее я могу выполнять даже стоя на голове. Поэтому мысль о моей профессиональной непригодности не посетила меня ни пока я тащилась через весь Лондон в Сити, ни когда шагала через огромный и роскошный вестибюль к своему рабочему месту. Даже когда вписала свой зад в кресло космического дизайна и представилась Анджеле из отдела кадров, у меня не возникло сомнений в своей компетентности.
Первые недобрые предчувствия появились, когда меня оставили наедине с устройством, похожим на пульт управления полетами. Тут я поняла, что наврала слишком много. Красные, оранжевые и желтые огонечки гневно мигали, а гулкую тишину приемной нарушал настойчивый звон занятых линий.
— Так, — пробормотала я, глядя на технического монстра и потирая руки.
Но сама уже ощущала первые толчки землетрясения в основании моей самоуверенности. Через двадцать минут я так и не смогла принять ни одного звонка и начала впадать в панику. Через час Анджела что-то заподозрила. Она спустилась с одного из верхних этажей и важно вышла из лифта в своем строгом полосатом костюме.
— Какие-то проблемы? — спросила она.
— Нет-нет, — улыбнулась я, обнаружив, что надела наушники задом наперед, — все в порядке.
Она кивнула, явно не удовлетворенная ответом. Я проводила ее взглядом и решила не сдаваться, чего бы это ни стоило. У меня по физике были отличные оценки. Уж с такой ерундой как-нибудь справлюсь.
Как бы не так.
На каждой линии сидело по недовольному абоненту, и все ругались в один голос. К одиннадцати часам пульт накалился добела и готов был взорваться. Я начала жать на все кнопки без разбора.
— Черт, блин! — кричала я. — Отвалите, вы, идиоты, перестаньте звонить! Звоните в другое место! Пошли вы все!
Через две минуты двери лифта со звоном открылись, из кабины выскочил лысеющий мужчина в дорогом костюме. Сначала я подумала, что случился пожар, так возбужденно он махал руками. Но вскоре стало ясно, что единственный источник опасности в этом здании — я.
— Да чем вы тут занимаетесь? — заорал он, затормозив напротив меня. — С какой стати вы позволяете себе ругаться на коммутаторе! Вы хоть понимаете, какие важные клиенты сидят у нас в зале заседаний? Ваши мерзкие ругательства слышали по всему зданию! На всех этажах!
Его кустистые брови дрожали, а выпученные глаза грозили вылезти из орбит.
Я попыталась встать, но у наушников оказались короткие провода, и я плюхнулась обратно.
— Откуда вы? — протявкал он, в то время как я стягивала с себя наушники.
— Из Шепардз-Буш, — пропищала я, только теперь заметив кнопку громкой связи.
Я нажала ее, связь отключилась, и погас зеленый огонек на микрофоне прямо над моим ртом. Из двери у лестницы, хватаясь за вздымающуюся грудь и глотая воздух, выскочила Анджела.
— Из какого она агентства? — спросил мужчина.
— «Лучшие кадры», — задыхаясь, выдавила она. — Я им непременно об этом сообщу.
Мне даже не дали возможности оправдаться. Мужчина взял меня за локоть и потащил к выходу.
— Эй! — взвизгнула я.
— Вон! — прорычал он, глядя на меня так, словно я им только что ковер обмочила. — И чтобы я вас тут больше не видел. Да вы хоть понимаете… — Фразу закончить он не смог. На мгновение мне показалось, что он собирается дать мне пинок под зад.
Я бросилась к метро, найдя утешение в глубинах подземелья. В метро на меня обычно снисходит спокойствие. Пересаживаюсь с одного поезда на другой, не следуя никакому маршруту. Мелькают лица людей в толпе, проносятся мимо рекламные плакаты — все это действует на меня успокаивающе, и я раздумываю над достойными словами, которые могла бы сказать.
В конце концов придумываю пять остроумных ответов, которые сразили бы Анджелу и ее прихвостня наповал. Но какой сейчас от этого толк. После драки кулаками не машут.
Решаю, что пора сменить декорации, и выхожу на «Грин-парк». Бессмысленно брожу по гравийным дорожкам, на душе тяжесть. Погода все еще пасмурная, но дождь прекратился. Закутываюсь в мокрую куртку и сажусь в свободный шезлонг.
Закрываю глаза и в темноте вижу плавающие звездочки. Я знаю, что мне придется все рассказать Элейн. Подтягиваю колени к подбородку, обхватываю их. Почему люди до сих пор не изобрели телепортирующую машину? Вот бы мне сейчас телепортироваться на какой-нибудь остров у берегов Южной Америки.
Хел уехала на съемки, а Джеку звонить не хочется. После того как я нашла портрет Салли, между нами повисло какое-то отчуждение. Джек целый час извинялся, но мне все равно неприятно, что он не сказал правду раньше. Наверное, думал, что я не смогу смириться с тем, какая симпатичная у него модель. Что он там себе вообразил? Боялся, что я начну ревновать? Да, может, я бы и заревновала, но не в этом дело. И теперь я пытаюсь быть спокойной. Правда, сейчас мне это плохо удается. Чувствую себя настоящей плаксой.