— А крюк набросили? Не ровен час фриц заглянет и гранату швырнет…
— Вот пойду на луну полюбуюсь, тогда и дверь запру.
— А разве тут немцы ходят? — спросила Тася, и сна как не бывало.
— Мы же к ним ходим, — сказал первый голос.
— Так чем же крючок может помочь? Просто смешно! — Тася отчетливо представила дверной крюк, согнутый то ли из толстой проволоки, то ли из гвоздя. Дернуть посильнее, и разогнется.
— Шум поднимать разведчики не любят, — пустился в объяснение тот, кто собирался посмотреть на луну. — Одно, знаете ли, дело, когда дверь тихонько откроется, ну гранату бросил, и вся недолга… А тут попробовал, а она не поддается. Значит, риск. А зря рисковать немец не станет. Уж поверьте, Настасья Алексеевна, и спите себе на здоровьечко.
Но Тася долго не могла заснуть. Крючок из проволоки не внушал доверия. И что скрывать, ей представлялся громадный немец в рогатом шлеме, бесшумно подкрадывающийся к землянке. Вот схватился за деревянную скобу, потянул на себя дверь, она распахнулась и… Вот тогда-то она и пожалела, что рядом с ней нет Михаила Юльевича Школьникова с его великолепной флегмой и тончайшим слухом.
…Мама старалась изо всех сил, чтобы Танечка не очень скучала без мамы. Сейчас вывела ее погулять. Я смотрю на них в окно: на свою старую мать, всё еще старающуюся прямо держаться, тщательно скрывающую от нас свои старческие слабости и недомогания. Единственное лекарство, которое она признает, — валериановые капли. «Хлебну-ка валерьянки», — говорит она бодрым голосом, и это значит, что ей совсем неважно. Но виду она не показывает, и натруженная рука, взявшая пузырек с лекарством, не дрожит. Молодец у меня мать! И возле нее темноглазая девчурка в беличьей шубке, выдержанная, вовсе ее рёва, болтает что-то на своем двухлетнем языке. Быть может, вспоминает свою маму. «А где мама? Мама плиедет?» Твоя мама на фронте. А что такое фронт? Попробуй-ка объясни ребенку. Да и совсем это ни к чему. Пусть будет, как в сказке: исчезла мама, а потом появилась — молодая, добрая, веселая. Вот именно, лишь бы появилась, и тогда всё станет на свои места. Скоро уже полтора месяца, как Тася уехала. И так мало писем. Черт бы взял эту самую почту — не может быть, чтобы Тася так редко писала. А вдруг с ней что-то случилось? «Ну это ты брось, — прикрикнул я на себя. — Не смей об этом думать. Ее там берегут. И около нее — Миша Школьников». Ох уж этот Школьников… Тоже мне рыцарь без страха и упрека… Что он может? Значит, опять за старое? Хватит, хватит! Взрослым тоже нужна сказка. Исчезла Тася и вот — появилась. В зеленом шерстяном платье, облегающем ее стройную, легкую фигуру… Нет, не в зеленом, в котором она была, когда я впервые ее увидел, а в кирпичном, тоже плотно прилегающем к плечам, груди, бедрам… Нет, лучше в черном бархатном, с большим воротником из старинных кружев цвета слоновой кости. И короткие волосы с золотыми переливами, расчесанные на прямой пробор. Маленький лорд Фаунтлерой, но только в юбке. Вот это уже совершеннейшая ерунда! Нам нужна Тася, а не платья, которые у нее когда-то были. Просто — Тася. И наверное, сегодня мы получим ее письмо.
…Но оттуда, где в эти дни пришлось побывать Залесской, она при всем желании не могла бы послать письма. И Школьникова с ней там не было.
В политотделе армии ее позвал к себе уже знакомый полковник.
— Вот какое дело, Настасья Алексеевна, на вас получено персональное приглашение. — Сделал долгую паузу. — Не знаю, как вы на это посмотрите.
— Опять к зенитчикам?
— Не угадали. — И еще пауза. — Вас приглашают партизаны.
— Шутите, Владимир Николаевич, — не поверила Залесская. — Они же не здесь, а там… Я имею в виду тыл противника.
— Именно. Поэтому-то и решил испросить ваше согласие.
— Да как же я к ним попаду? По воздуху, что ли?
— Попали в самую точку. На «У-2». И туда, вместе с газетами, и обратно. Они какой-то грандиозный концерт затеяли. И нуждаются в вашей квалифицированной помощи. Вы сразу не отвечайте. Подумайте.
— Никогда еще на самолете не летала, — сказала Залесская. — А вдруг тошнить будет? Морскую качку я, правда, легко переношу.
— А у партизан уже приходилось бывать? — спросил полковник и засмеялся.
И Тася тоже засмеялась.
— Следовательно, принимаем приглашение?
— А вы не боитесь, Владимир Николаевич, меня в тыл к немцам отправлять? — неожиданно спросила Залесская.