Андрей Столяров
Давайте познакомимся
Его привезли поздно — в двенадцатом часу.
Старшая сестра постучала в дверь.
— Иду, иду, — сказал Полозов.
Очень не хотелось вставать. Глаза слипались. Так всегда в первую половину дежурства. Он затянулся в последний раз, бросил окурок.
Коридор был пуст. Двери в палаты открыты. Окна зияли чернотой. По холодной лестнице Полозов сбежал вниз, к операционной. Варвара уже ждала его — затянутая в халат, со сжатыми губами: злилась, что приходится дежурить в ночь.
Вторая сестра, совсем молоденькая, нерешительно стояла поодаль. Он ее на знал. Вероятно, из новеньких.
Пол в предбаннике был кафельный, белый. Нестерпимо светили лампы под потолком. Полозов сунул руки под кран в кипяток, начал тереть щетками.
Варвара за спиной держала полотенце — молчала.
— Ну что там? — наконец спросил Полозов.
— Мужчина. Лет двадцать пять — тридцать, — сухо ответила Варвара. — Попал под грузовик. Перелом ноги. Сломаны два ребра. Кровотечение. Трещина в черепе. Пьяный, конечно…
— Просто несчастный случай, — вдруг сказала вторая сестра. — Ведь мог быть просто несчастный случай.
— Ты, Галина, еще навидаешься, — сказала Варвара. — А я знаю — напьется и лезет напролом. Море ему по колено.
«Ее зовут Галя», — отметил Полозов.
— Нальется так, что глаза врозь, а нам работа — заделывать…
Полозов скреб руки. Варвара бурлила. Все это он слышал уже тысячу раз. Ворчать она умела. Что, впрочем, не удивительно: разведенная, за сорок лет, никаких перспектив.
Галя ответила чистым голосом:
— Медицина, Варвара Васильевна, помогает вне зависимости от социального, юридического или психологического состояния больного.
«Она, наверное, студентка, — подумал Полозов. — Излагает, как по учебнику».
Зато Варвара просто вскипела.
— А вот я — будь моя власть — и не лечила бы таких. Навился — подыхай на панели!..
Это было уже слишком. Полозов приказал:
— Полотенце.
Варвара фыркнула, но замолчала. Полозов вытирал руки…
В операционной неистово светил рефлектор. Привезенный лежал на столе, на тонкой блестящей пленке. Грудь у него выступала. Гладкая, будто полированная, кожа натянулась на ребрах. Багровели длинные ссадины. Ниже, под бинтами и ватой, громадным пятном запеклась кровь. Голова у него была запрокинута, подбородок торчал вверх.
— А молодой, — вдруг сказала Варвара. — Жаль, когда молодой.
Полозов одним взглядом прогнал ее на место.
Анестезиолог — шапочка у него съехала, халат был мятый — сообщил:
— Пульс пятьдесят пять, падает. Наполнение слабое.
— Крови потерял много? — спросил Полозов.
Анестезиолог равнодушно пожал плечами.
— Я спрашиваю: он много потерял крови?
— Порядочно, — сказал анестезиолог. Глаза у него были воспаленные, усталые.
— Группа?
— Вторая.
— Есть у нас вторая группа?
Анестезиолог опять пожал плечами.
— Я вас выгоню, — с бешенством сказал Полозов. — Я вас завтра же — на утренней конференции…
— Безобразие, — добавила Варвара.
Галя ничего сказать не решилась, но глаза у нее возмущенно сверкали.
— А это не мое дежурство, — спокойно объяснил анестезиолог. — Я уже отмотал сколько положено. Сменный заболел. Я бы вообще мог не оставаться.
Полозов сдержался. Что тут поделаешь. Формально он прав. Его смена закончилась. А что остался на вторую — подменить коллегу, так это даже благородно.
— Виктор Борисович, — сказала Варвара. — У нас есть два литра первой. Правда, консервированная…
Полозов только дернул головой — она заторопилась к холодильнику.
Несколько секунд все молчали. Полозов пытался успокоиться. Работать с таким настроением нельзя. Это он знал по опыту. Если сразу не заладится, то и дальше пойдет наперекос.
В операционной было тихо. Привезенный парень, судорожно дыша, лежал под рефлектором. Кожа на груди то натягивалась, то опадала.
Спокойствие давалось трудно. Анестезиолог отвернулся — мол, меня это не касается, я свои обязанности выполняю, остальное — дело ваше.
Галя смотрела то на одного, то на другого.
Вернулась Варвара.
— Полтора литра, — сообщила она.
— Хорошо, — сказал Полозов. — Будем делать. — Шагнул к столу. Варвара сразу же стала напротив. Галя робко подошла сбоку.
— Петр Сергеевич, — сказал Полозов анестезиологу. — Я вас прошу — пульс, сердце и вообще.
Анестезиолог пожал плечами. Варвара возмущенно мотнула головой, хотела что-то сказать, Полозов быстро остановил ее.
— Начинаем!
Картина была отвратительная. Перелом — черт с ним. От переломов еще никто не умирал. Нога обождет. Трещина в черепе? Еще неизвестно, есть ли она. Написать все можно. Ударился он, конечно, сильно: все-таки самосвал — не велосипед, но определить трещину на улице — это вряд ли. Во всяком случае, с головой тоже горячиться не следует. А вот грудная клетка и полость — сплошной кошмар. Два ребра сломаны. Концы их ушли внутрь и, наверное, проткнули диафрагму. Кишечник, конечно, тоже задет, сосуды порваны — вон сколько крови потерял. И брюшная стенка — в клочья, одни лоскутья. Вероятно, сперва его сшибло, отсюда трещина в черепе, а потом грузовик наехал на ногу и на грудь.
Полозов выпрямился. Варвара одним движением вытерла ему лоб. В операционной было жарко.
Хуже всего, что дыра бог знает какая. Грязи — центнер. Пока приехала «скорая» да пока перевязали… Перитонит обеспечен. Если даже этот парень и перенесет операцию… Так или иначе, работы здесь часов на шесть. Не меньше.
Он сеял бинты. Сразу же пошла кровь — обильно, широко. Варвара ловко убирала ее, не давая стекать внутрь.
— Пульс пятьдесят пять, — сказал анестезиолог. — Учащается.
— Приходит в себя, — предупредила Варвара.
Действительно, спекшиеся губы на белом лице дрогнули, распахнулись глава — большие, серые, недоуменные, из горла вылетел слабый хрип.