— К кому же из них больше милостив Фатали-хан?
— Хан блюдет свою выгоду — кто больше даст, к тому и прислушивается.
В доме у Бека проживала грузинская семья из крепостных его собственной деревни, полученной в дар от грузинского царя за одержанную им блестящую победу над лезгинами. Семья вела хозяйство Бека: невестка и дочери были служанками, а мужчины — слугами. Не стесняясь, по-домашнему, они то и дело входили и выходили из комнаты. Бек велел приготовить ужин.
Женщины подошли к костру, придвинули друг к другу лежавшие на полу поленья, и огонь разгорелся, распространяя вокруг приятный свет. Над костром свисали цепи, вроде тех, на которых держатся светильники Они переходили в загнутые крючья, на них подвешивались большие и малые котлы, если требовалось сварить еду. Женщины подтащили котлы, и начались приготовления к ужину.
— Зажарьте несколько фазанов из тех, что сегодня принесли, — сказал Давид женщинам.
— Твоя воля, господин, — радостно ответили те и, рассевшись прямо на голом полу вокруг огня, начали тут же ощипывать фазанов, которых принес с охоты Бек.
Давид продолжал беседу с гонцом о делах Сюника. А между двумя молоденькими женщинами шел другой, не менее интересный разговор.
— Какие красивые перья! — в восторге произнесла одна из них, по имени Тина. — Соберу, набью подушку, подложу под голову и буду сладко-сладко спать. — Сказав это, молодая женщина приложила ладонь к уху, закрыла красивые глазки и склонила голову набок, показывая, как чудесно она будет спать. Это вызвало зависть ее товарки Даро, она сильно толкнула Тину в бок и сказала:
— Ах ты, собачье отродье, разве мне не хочется подушки? Все для тебя, все для тебя! Я тоже хочу!
— Ты небесного огня хочешь и чертовой напасти! — ответила та, не замедлив в свою очередь толкнуть Даро. — К твоей обезьяньей голове больше бы подошла набитая соломой подушка.
Она явно преувеличивала. Даро вовсе не была похожа на обезьяну, наоборот, у нее было более свежее и приятное личико. Нанесенное оскорбление и боль в боку разъярили Даро. Обеими руками она схватила Тину за косу и так сильно дернула, что та едва не упала в костер.
— Вай, вай! — запричитала Тина и тоже вцепились в волосы Даро.
Они принялись таскать друг друга за волосы. Шум привлек внимание Давида. Но, видимо, подобные сцены повторялись часто, и он не придал этому особого значения, только прикрикнул на них:
— Тина, Даро, что случилось? Здесь не место для драк. Если хотите задушить друг друга — выйдите отсюда!
Пока женщины, для соблюдения приличий, собирались перенести свою свару в другое помещение, подоспели их мужья. Взяв из дров, заготовленных для костра, по дубинке, они стали колотить своих жен.
— Бесстыжие, — приговаривали мужья, — нашли время для ссор! Вы что, не видите, у нашего господина сегодня гость?
Словно скромное поведение следовало соблюдать только при гостях. Наказание подействовало, и женщины решили отложить сведение счетов до более удобного случая. Мир был бы восстановлен, если бы не вбежала разъяренная свекровь, блюстительница порядка в доме, старая Кетеван. Она вырвала у мужчин палку и стала довершать начатое ее сыновьями. Невестки подняли страшный визг.
— Вот вам, вот вам! — говорила взбешенная старуха, избивая их.
— Довольно, успокойся, Кетеван, — произнес Бек с досадой.
— Мало бьем их, мой господин, — ответила добросердечная Кетеван, не унимаясь. — Уж сколько дней не колотили, вот они и взбесились. Пороть их надо, все время.
— Прекрати! — приказал Давид.
Но рассерженная старуха решила сделать выговор своему хозяину:
— Это все ты виноват, господин, — сказала она, укоризненно покачав головой, — все из-за твоей мягкости. Если бы ты, как другие господа, наказывал их, они б так не обнаглели. Не одни мои невестки, весь народ в деревне распустился, и только оттого, что ты не велишь их бить. Такого хозяина я еще не видывала. Посмотри на нашего соседа Гиоргия — как он мучает своих крепостных. Потому-то его все и боятся.
Давид только улыбнулся в ответ. Крепостничество довело этот жалкий народ до скотского состояния, и битье считалось здесь единственным способом держать людей в повиновении. Удивительнее всего было, что и сами крестьяне привыкли к этому и считали странным, когда их не пороли.
Агаси не знал грузинского языка и не понимал, о чем они говорят. Но то, что он увидел, произвело на него удручающее впечатление. «Что за бесстыжие женщины и что за дикие мужчины, — думал он, — мало того, что женщины разговаривают при незнакомых мужчинах и ходят с открытыми лицами, да еще не стесняясь, грубо ссорятся и дерутся». Он вспомнил застенчивых сюнийских женщин, которым не полагалось разговаривать с посторонними мужчинами или показывать им лицо. Здесь же Агаси видел совсем иные нравы и воспринял эту страну как край дикарей.