— Я вся дрожу, — промолвила чуть слышно матушка. — Уж не знаю, что со мной… Наверно, я умру…
— Нет! Нет! — отрезала мисс Бетси. — Выпейте чаю.
— Ах, боже мой, боже мой! Вы думаете, что это действительно поможет мне? — пролепетала матушка.
— Конечно, поможет. Ведь все это у вас одно воображение… Как звать вашу девочку?
— Но я еще не знаю, мэм, будет ли это девочка, — простодушно сказала матушка.
— Настоящий ребенок! Ведь я же не об этом говорю! — нетерпеливо воскликнула мисс Бетси. — Я имела в виду вашу служанку.
— Ее зовут Пиготти, — пояснила матушка.
— Пиготти?![1] — повторила с каким-то негодованием мисс Бетси. — Неужели, дитя мое, вы хотите уверить меня, что какое-либо существо на свете могло при крещении получить имя Пиготти?
— Это ее фамилия, слабым голосом отозвалась матушка. — Мистер Копперфильд звал ее по фамилии, потому что у нас с нею одинаковое имя.
— Эй, Пиготти! — крикнула мисс Бетси, распахивая дверь гостиной. — Чаю! Вашей хозяйке что-то нездоровится. Только живей!
Отдав это приказание таким тоном, словно она повелевала в этом доме с самого его основания, мисс Бетси выглянула в дверь, чтобы убедиться, идет ли Пиготти, — и, увидев, что та, пораженная незнакомым голосом, уже шла по коридору с зажженной свечой, захлопнула дверь и уселась попрежнему: приподняла платье, поставила ноги на решетку камина и охватила колено руками.
— Вы говорите, что, быть может, это будет девочка, — начала мисс Бетси, — а я так не сомневаюсь, что будет именно девочка, предчувствую это. И вот, дитя мое, с момента появления этой девочки…
— А может быть, и мальчика, — осмелилась заметить матушка.
— Говорю вам; у меня есть предчувствие, что это должна быть девочка. Не противоречьте!.. С момента появления этой девочки я намерена, дитя мое, стать ее другом. Хочу быть ее крестной матерью и прошу вас назвать ее Бетси Тротвуд-Копперфильд. У этой Бетси Тротвуд не должно быть ошибок, в жизни. Над ее, бедняжки, чувствами не будут уж издеваться. Ей нужно дать хорошее воспитание, ее надо будет хорошенько предостеречь от того, чтобы она безрассудно не доверяла там, где не следует доверять. Уж это будет моя забота.
После каждой фразы мисс Бетси покачивала головой, словно припоминая свои собственные старые обиды и, видимо, с трудом удерживаясь от желания сказать о них больше. Так, по крайней мере, показалось матушке при слабом свете мерцающего камина.
Помолчав немного, мисс Бетси мало-помалу перестала качать головой и вдруг спросила:
— Дитя мое, был ли добр к вам Давид? Дружно вы жили с ним?
— Мы были очень счастливы, — ответила матушка, — мистер Копперфильд был даже слишком добр ко мне.
— Наверно, он избаловал вас? — допрашивала тетушка.
— Боюсь, что да: он избаловал меня, и теперь, снова оставшись одна в этом суровом мире, снова предоставленная самой себе, я это очень чувствую, — рыдая, промолвила матушка.
— Ну, не плачьте же! Вы не подходили друг к другу, и вообще едва ли возможно это на свете, — вот почему я и задала вам такой вопрос. Вы ведь были сирота, не правда ли?
— Да.
— И гувернантка?
— Я служила бонной в семье, где бывал мистер Копперфильд. Он мне выказывал много доброты и внимания и в конце концов сделал мне предложение. Я дала свое согласие, и мы повенчались, — простодушно рассказала матушка.
— Ах, бедная крошка! — задумчиво проговорила тетушка, продолжая, нахмурившись, смотреть в огонь. — А умеете ли вы что-нибудь делать?
— Простите, мэм, я вас не понимаю, — пробормотала матушка.
— Ну, например, вести хозяйство.
— Боюсь, что я мало смыслю в этом, — призналась матушка. — Не так, как бы мне хотелось. Но мистер Копперфильд учил меня…
— Да много ли сам он смыслил в этом! — перебила мисс Бетси.
— А все же я думаю, что при моем старании и его терпении я выучилась бы, если б не это великое несчастье — его смерть…
Тут рыдания не дали матушке докончить фразу.
— Не надо! Не надо! — уговаривала мисс Бетси.
— Я аккуратно вела свою расходную книгу, и каждый вечер мы с мистером Копперфильдом подсчитывали расходы… — прорыдала матушка, снова впадая в отчаяние.
— Ну, довольно же! Довольно! Не надо плакать! — продолжала уговаривать мисс Бетси.
— И у нас из-за этого никогда не бывало ни малейшего недоразумения, разве только иногда мистер Копперфильд упрекал меня за то, что мои тройки похожи на пятерки, а хвостики моих семерок не отличить от хвостиков девяток, — заливаясь слезами, закончила матушка.
1
Бабушка Давида Копперфильда считала, что «Пиготти» — языческое имя, потому что слово «пэген» по-английски значит «язычник».