Выбрать главу

— Будьте так добры, сэр, зайти к нам переговорить с мисс Дартль, — сказала девушка.

— Это мисс Дартль послала вас за мной? — спросил я.

— Сегодня, сэр, она меня не посылала, но это все равно. На днях мисс Дартль видела, как вы проходили подле нас, и приказала мне сидеть на лестнице с работой и, когда вы будете итти, попросить вас зайти и переговорить с ней.

Я повернул назад и дорогой спросил девушку, как поживает миссис Стирфорт. Она ответила, что ее барыня чувствует себя плохо и редко когда выходит из своей комнаты.

Приведя меня в сад, девушка сказала, что мисс Дартль здесь и предоставила мне самому найти ее. Мисс Дартль сидела на стуле у края террасы, откуда открывался вид на Лондон. Вечер был пасмурный, у неба был какой-то белесоватый отблеск. Неясно виднелся вдали огромный город, и только более крупные его здания вырисовывались в каком-то зловещем освещении. У меня мелькнуло в голове, что вид этот совершенно гармонирует с душой сидевшей здесь бешеной женщины.

Увидев меня, Роза на мгновение поднялась, чтобы поздороваться со мной. Она показалась мне более бледной и худой, тем в последнюю нашу встречу, а ее черные зловещие глаза сверкали еще ярче, шрам вырисовывался еще яснее.

Встреча наша была далеко не сердечна. Мы ведь недружелюбно расстались с нею и в последний раз, а теперь вся фигура ее дышала презрением, и скрыть это она вовсе не старалась.

— Мне передали, что вы желаете говорить со мной, мисс Дартль, — начал я, уклонившись от приглашения сесть. Я стоял перед ней, положив руку на спинку стула.

— Скажите, пожалуйста, — проговорила она, — что, эту девушку уже разыскали?

— Нет!

— А между тем она убежала.

Когда мисс Дартль сказала это, глядя на меня, губы ее стали подергиваться, словно она жаждала осыпать несчастную Эмилию самыми позорными обвинениями.

— Убежала?.. — спросил я.

— Да, от него! — со смехом сказала Роза. — И если она до сих пор не найдена, то, верно, ее уже и не найдут. Должно быть, ее нет в живых.

Никогда не видывал я ни у одного человека такого надменно-жестокого взгляда, какой мисс Дартль устремила на меня.

— Желать ей смерти есть наилучшее пожелание, какое ей может сделать женщина, — сказал я, — и я рад, что время так смягчило вас, мисс Дартль.

Она не удостоила меня ответом, а, презрительно усмехнувшись, сказала:

— Друзья этой прелестной, так жестоко оскорбленной молодой леди — ваши друзья. Вы ведь рыцарь, ломающий свои копья за них. Не угодно ли вам узнать то, что известно о ней?

— Да, — ответил я.

Она встала со злобной улыбкой и, подойдя к живой изгороди из остролистника, отделявшей лужайку от огорода, громко крикнула; «Сюда!» таким тоном, словно звала какие-нибудь поганое животное.

— Надеюсь, мистер Копперфильд, что вы здесь воздержитесь от всякого проявления рыцарской мести, — проговорила она, все с тем же презрительным видом глядя на меня через плечо.

Я утвердительно кивнул головой, не понимая, что она имеет в виду.

— Сюда! — еще раз крикнула она, и тут вскоре появился почтенный Литтимер.

Он поклонился мне с не меньшим, чем всегда, достоинством и стал позади мисс Дартль. У нее же, когда она уселась между нами, был злобно-торжествующий вид, к которому, как ни странно, примешивалось что-то женственное, обольстительное, — она напоминала мне злую принцессу волшебных сказок.

— Ну, теперь, — промолвила она, не глядя на Литтимера и касаясь рукой своего рубца, вздрагивающего скорее от удовольствия, чем от боли, — расскажите мистеру Копперфильду, что вы знаете о побеге.

— Мы с мистером Джемсом, мисс…

— Не обращайтесь ко мне, — нахмурившись, остановила она Литтимера.

— Мы с мистером Джемсом, сэр…

— Пожалуйста, и ко мне не обращайтесь, — сказал я.

Мистер Литтимер, нисколько не смущаясь, слегка поклонился, как бы говоря этим, что все, приятное для нас, приятно так же для него, а снова начал:

— Мы с мистером Джемсом и его девушкой, находящейся под его покровительством, время с тех пор, как она покинула Ярмут, были за границей. Мы побывали в разных местах и видели многое в чужих странах. Жили мы во Франции, Швейцарии, Италии, можно сказать — всюду.

Он глядел на спинку стула, словно обращаясь к ней, и наигрывал на ней пальцами, как бы на немом рояле.

— Мистер Джемс был необыкновенно привязан к этой молодой женщине — продолжал рассказывать Литтимер, — и долго вел себя гораздо степеннее, чем когда либо с тех пор, как я поступил к нему на службу. Молодая женщина преуспевала; она выучилась говорить на языках тех стран, где мы жили, никто не узнал бы в ней прежней деревенской девушки. Я видел, как ею восхищались всюду, куда только мы ни приезжали.