Мы с бабушкой распрощались с нашими коттеджами в Хайгейте: я собирался путешествовать, а бабушка вернуться в Дувр. У нас с ней была временная квартира в Ковент-Гардене. Когда в тот вечер я, после всех рассказов о Хэме, пешком возвращался домой, я задумался о нашем с ним последнем разговоре в Ярмуте и тут решил, что лучше теперь же написать Эмилии, чем передавать ей письмо через дядю, уже прощаясь с ним на корабле, как я первоначально хотел было сделать. Мне пришло в голову, что Эмилия, прочитав мое письмо, быть может, пожелает послать через меня несколько прощальных слов несчастному человеку, так любившему ее. Во всяком случае, думалось мне, ей следует дать возможность так поступить. И вот, придя домой, прежде чем лечь в постель, я написал Эмилии. Начал я с того, что недавно виделся с Хэмом, а затем дословно передал все, что он просил сообщить ей. И если бы я даже имел право добавить что-либо от себя, то этого не следовало бы делать: ни я, ни кто другой не смог бы лучше самого Хзма сказать о том, как он верен и добр.
Я написал еще записку мистеру Пиготти с просьбой передать Эмилии прилагаемое письмо и, запечатав то и другое вместе, распорядился отнести этот пакет рано утром по адресу. Лег я на рассвете, но, будучи расстроен более, чем мне это казалось, я заснул, только когда уже взошло солнце. Долго я спал, но сон не освежил меня. Проснулся я, почувствовав, что возле меня бабушка.
— Трот, дорогой мой, — сказала она, — видя, что я открыл глаза, — я все не решалась будить вас. Здесь мистер Пиготти. Можно ли ему войти?
Я ответил, что рад его видеть, и он вскоре появился.
— Мистер Дэви, — начал он, пожав мне руку, — я отдал Эмилии ваше письмо, и вот ее ответ. Она поручила мне, сэр, просить вас прочесть то, что она написала, и, если вы там не найдете ничего обидного, передать это письмо…
— А сами вы прочли его? — спросил я. Он с грустным видом кивнул головой.
Я открыл письмо. Вот что было в нем:
«До меня дошло то, что вы поручили передать мне. Как выразить вам свою благодарность за вашу великую, благословенную доброту! Слова ваши глубоко запечатлелись в моем сердце. Там я буду хранить их до конца своих дней. Они для меня острые тернии, а вместе с тем в них столько утешения! Я молилась над ними, много молилась… Видя, какие вы оба с дядей, я могу представить себе, каков должен быть господь, и нахожу в себе силы взывать к нему.
Прощайте, дорогой мой, друг мой. Теперь прощайте навсегда в этом мире! Если на том свете я получу прощение и, быть может, вновь стану невинным младенцем, тогда увидимся. Тысячу раз благодарю вас и благословляю! Прощайте навсегда!»
Таково было это залитое слезами послание.
— Мистер Дэви, могу я сказать ей, что вы не находите в этом письме ничего обидного и так добры, что беретесь передать его? — спросил меня мистер Пиготти, когда я кончил читать.
— Разумеется, — ответил я. — Но, знаете, я думаю…
— Что, мистер Дэви?
— Да думаю побывать в Ярмуте, — сказал я. — Времени больше, чем надо для того, чтобы до отплытия вашего корабля съездить туда. А у меня из головы не выходит, до чего одиноко должен сейчас чувствовать себя Хэм. И мне кажется, если я отвезу ему ее письмо, а вы, покидая Англию, сможете сказать племяннице, что оно передано, это должно порадовать их обоих. Я ведь торжественно обещал этому дорогому, славному малому как можно лучше выполнить его поручение и непременно хочу это довести до конца. Поездка же для меня ничего не составляет. Нигде не нахожу я себе места, и проехаться будет мне только полезно. Да! сегодня же еду в Ярмут.
Хотя мистер Пиготти, беспокоясь обо мне, и пытался отговорить меня от этой поездки, но я видел, что моя идея и ему улыбается, а это еще больше побуждало меня ехать. По моей просьбе, он сходил в контору дилижансов и взял мне билет на козлах рядом с кучером. В этот же вечер я пустился в путь по той дороге, по которой мне уж столько раз приходилось ездить при самых разнообразных обстоятельствах.
— Не находите ли вы, что небо какое-то особенное? — спросил я кучера на первой остановке. — Я не помню, чтобы когда-либо видывал подобное.
— Мне тоже не случалось, сэр, — отозвался кучер. — Это предвещает сильный ветер. Как бы вскорости море не натворило много бед.
Небо представляло собой мрачный хаос, в страшном беспорядке неслись по нему тучи, местами похожие на черный дым от горящего сырого дерева. Они громоздились причудливыми глыбами, а между ними виднелись бездонные пропасти. Среди всего этого порой проглядывала, словно перепуганная царящим кругом смятением, луна и, казалось, собиралась стремглав лететь куда-то. Весь день дул ветер; теперь же он усилился и загудел. Прошел какой-нибудь час, и небо стало еще мрачнее, а ветер ревел еще яростнее.