— Но в конце концов вы же снова подняли его? — сказал я.
— Ну да, но заговорил об этом его преподобие отец Гораций. Он прекраснейший человек, примерный во всех отношениях. Это он убедил жену, что она должна как христианка примириться с такой жертвой (особенно, когда все это еще так неопределенно) и не питать ко мне каких-либо враждебных чувств. А я в это время, Копперфильд, даю вам честное слово, чувствовал себя какой-то хищной птицей по отношению ко всей семье Крюлер.
— Надеюсь, Трэдльс, сестры приняли вашу сторону?
— Нет, не могу сказать этого, — ответил он. — Когда мы до известной степени примирили с этой мыслью миссис Крюлер, надо было сказать об этом Сарре… Помните, я рассказывал вам о сестре, у которой не совсем ладно с позвоночником?
— Прекрасно помню.
— Услышав об этом, Сарра судорожно стиснула руки, глаза у нее закатились, вся она посинела, окоченела, — со смущенным видом рассказывал Трэдльс, — целых два дня ничего не в состоянии была есть, кроме размоченных в воде сухариков, да и этим ее кормили с ложечки.
— Ну и противная же девушка! — воскликнул я.
— О, простите, Копперфильд! — возразил мой друг. — Она прелестная девушка, только слишком чувствительна. Собственно говоря, они все такие. Вот и Софи рассказывала мне потом, как ее невыносимо мучили угрызения совести, когда она ухаживала за Саррой. Могу себе ясно представить это, ибо сам я чувствовал себя преступником. Когда Сарра поправилась, нужно было о нашей помолвке объявить остальным восьми сестрам. И на всех весть эта произвела различное, но очень сильное впечатление. А две маленькие сестренки, которых Софи воспитывает, так те только совсем недавно перестали меня ненавидеть.
— Но теперь, надеюсь, все они уже примирились с этим? — спросил я.
— Д-да. Пожалуй, в общем, сказал бы я, они примирились с этим, — нерешительно проговорил Трэдльс. — Дело в том, что мы избегаем упоминать об этом. Их очень утешает то, что я еще не устроен и мое положение довольно неопределенно. Воображаю, какая произойдет отчаянная сцена, когда в конце концов мы поженимся! Наверно, это будет походить гораздо больше на похороны, чем на свадьбу. И все возненавидят меня за то, что я беру от них Софи.
Мы в это время уже приближались к дому, где жили тетушки Спенлоу, и я до того упал духом и был неуверен в себе, что Трэдльс предложил мне подбодрить себя стаканом эля. Мы с этой целью зашли в ближайший трактир, а затем Трэдльс взял меня под руку и повел к дверям тетушек, — ноги мои подкашивались.
Когда служанка отворила дверь, я не был еще вполне уверен, что мы в самом деле пришли. Неверными шагами, сам не знаю как, я прошел через переднюю, где висел барометр, и очутился в нижнем этаже, в маленькой гостиной, выходящей в хорошенький садик. Смутно вспоминаю, как я сижу на диване и гляжу на волосы Трэдльса (не успел он снять шляпу, как они, злополучные, моментально стали дыбом), слушаю тиканье старинных часов на камине и стараюсь, чтобы мое сердце билось с этим тиканьем в унисон, но это никак мне не удается; я все ищу кругом какие-нибудь признаки пребывания в этой комнате Доры и не нахожу их. Вдруг мне кажется, будто Джип где-тo залаял, но моментально кто-то заставил его замолчать. Наконец, помню, как, почти столкнув Трэдльса в камин, я в ужасном смущении раскланиваюсь перед двумя сухонькими старыми дамами, одетыми во все черное. Обе они поразительно походят на покойного мистера Спенлоу.
— Прошу садиться, — говорит одна из маленьких дам.
Наткнувшись предварительно на Трэдльса, я на что-то сажусь и настолько прихожу в себя, что могу ориентироваться в том, что вокруг меня происходит. Мне становится ясно, что мистер Спенлоу был младшим в семье, что между сестрами разница в шесть или даже в восемь лет и что, повидимому, председателем нашего совещания является младшая из сестер, ибо она держит мое послание в руках, — каким оно кажется мне знакомым и в то же время странным! — и поглядывает на него в лорнет. Обе сестры одеты одинаково, но в туалете младшей есть что-то более молодое. Быть может, здесь играет роль какое-нибудь лишнее жабо, воротничок, браслет, брошка или еще какая-то мелочь в этом роде. Обе они держатся очень прямо, и вид у них холодный, степенный и спокойный. У старшей сестры руки скрещены на груди, как у идола.
— Кажется, я имею честь видеть перед собой мистера Копперфильда? — говорит cестрa, у которой в руках мое письмо, обращаясь к Трэдльсу.