Выбрать главу

Все семь ворот повалил, вышел и, словно молодой буйвол, в первый раз после долгой зимы выпущенный из хлева, огляделся по сторонам.

Мгер так возмужал и так изменился лицом, что сасунцы его не узнали.

– Дай-ка я испытаю его, Оган, – молвил Кери-Торос. – Если это не Давидов сын, я его убью, и мы возвратимся в Сасун.

Преградил Мгеру путь Кери-Торос и говорит:

– Эй, молодец! Ты куда? Уж очень ты расшатался.

– Кто-то меня звал, – молвил в ответ ему Мгер, – вот только не знаю кто.

– Да ты кто таков? Кому понадобилось тебя звать?

– «Кто, кто»!.. Человек, такой же, как ты.

– Нет, ты молокосос.

– Кто, я молокосос?

Осерчал Мгер, обхватил Кери-Тороса обеими руками, стиснул так, что один бок коснулся другого.

Помертвел Кери-Торос и упал без чувств. Спрыснули его водой, живот ему растерли. Наконец он пришел в себя и сказал:

– Ой-ой-ой!.. Чей же ты сын, парень? Поведай нам, кто твой отец, кто твоя мать, а не то я скажу, что ты приблудыш.

– Сам ты приблудыш! – вскричал Мгер. – Отец мой – Давид Сасунский, моя мать – Хандут.

Тут они друг друга узнали, кинулись друг к другу на шею. Хотел было Мгер обнять Кери-Тороса, но дядя отпрянул.

– Шалишь, мой мальчик! Ты мне уже намял бока, будет с тебя!

– Он двух моих сыновей убил, – вмешался Вачо Марджо.

– Мы тут ни при чем, – отрезал Кери-Торос. – Он твой внук.

– То-то и оно-то, что внук, – подхватил Вачо Марджо. – Вы же мне его отдали взамен двух моих сыновей, а нынче пришли за ним. Мальчик мой Мгер! Ты в Сасун поедешь или же останешься в Капуткохе?

– То есть как это он останется в Капуткохе? – вспылил Горлан Оган. – Едем в Сасун, Мгер!

Смотрит Мгер: Кери-Торос приехал за ним, Оган приехал за ним, а отец не приехал.

– А где же отец? – спросил Мгер. – Отчего он за мной не приехал?

– Ах, Мгер! – со слезами в голосе воскликнул Горлан Оган. – Отца твоего убила Чымшкик-султан, а мать умерла с горя. На днях Чымшкик-султан придет, разрушит Сасун, землю нашу и камни кровью обагрит и в Хлат унесет.

– Отец мой убит? Моя мать умерла?

Испустив этот вопль, Мгер повалился на землю ничком и зарыдал. Keри-Topoc и Горлан Оган бросились к нему, но как они ни бились, так и не смогли его поднять.

Плакал Мгер три дня и три ночи, слезы его провели в земле глубокие борозды, ручьями текли.

Трое суток спустя Мгер приподнялся, сел, голову обхватил руками и запричитал:

Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…

Нет, не наденет отец бранный кафтан!

Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…

Пояс серебряный не обовьет ему стан.

Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…

Темя ему не прикроет сталь шишака.

Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…

Не обуть отцу моему два стальных сапожка.

Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…

Молнию-меч не поднимет его рука.

Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…

Больше не сесть ему на Джалали-Конька!..

Кончив причитать, Мгер встал, вскочил на коня и вместе с Кери-Торосом и Горланом Оганом направил путь в Сасун.

МГЕР МСТИТ ЗА ОТЦА

При дороге в Сасун стоял монастырь Матхаванк.

Чымшкик-султан и другие цари – Давидовы недруги – знали, что путь Мгера мимо Матхаванка лежит. И вот послали они к настоятелю монастыря нарочного, золото ему посулили, на словах передать велели:

«Когда Мгер Сасунский покажется, ты нас извести». Замышляли они броситься Мгеру наперерез и убить его.

Уже вечерело, когда сасунцы приблизились к Матхаванку. Кери-Торос впереди ехал, Мгер и Горлан Оган – сзади. Вдруг Кери-Торос остановил коня.

– Что это ты остановился? – спросил Мгер.

– Гляди, – сказал Кери-Торос. – Высокие дубы срублены и навалены поперек дороги.

– Это вражьих рук дело, – заметил Горлан Оган.

Не знали они, что дубы навалены по приказу игумена. Он так рассчитал: начнут сасунцы расчищать дорогу, устанут и зайдут в монастырь отдохнуть, тут-то их недруги нагрянут и с ними покончат.

– Дедушка Торос! – предложил Мгер. – Вы с дедушкой Оганом поднимайте вдвоем деревья и передавайте мне, а я их с обрыва вниз покидаю.

Сказано – сделано. Кери-Торос и Горлан Оган поднимали кряжистые дубы и передавали Мгеру, а тот, словно медведь, брал их в охапку и кидал с обрыва. Так трудились они до заката, доверху завалили пропасть срубленными деревьями, путь себе расчистили, но притомились.