Пачкун Верго сказал:
— Воевать — не наше дело, братья! Давайте сделаем вид, что мы пируем, напоим Давида допьяна, чтобы он заснул непробудным сном, а сами припадем к ногам Мсра-Мелика, серебром и золотом его одарим, жен и дев ему отдадим, под его мечом пройдем, умилостивим его — может, он сжалится над нами и не истребит нас. Только это все надо так спроворить, чтобы Давид не успел догадаться!
Кери-Торос сказал:
— Да, братья! Давид — горячий, бесстрашный парень. Как увидит он вражье войско — бросится в бой, его убьют, и светоч Сасунского царства погаснет. Давайте напоим этого смельчака — пусть спит без задних ног. Давид — краса и гордость нашего края, мы должны беречь его для будущего. А пока что отнесите Мсра-Мелику дары. Так вы время выиграете, а я соберу отряд и уйду в горы. Коли вспыхнет все же война — что ж, будем воевать. Их больше, да зато и потерь у них будет больше; нас меньше, да зато и потерь у нас будет меньше.
Устроил Горлан Оган пир для отвода глаз, а Кери-Торос Давида позвал и сказал:
— Давид! Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты не рассердишься?
— Чего мне сердиться, Кери-Торос? Говори!
— Коли выпьешь полный котел вина, я скажу, что ты родной сын Львораздирателя Мгера, а не выпьешь — стало быть, ты приблуда.
— Налей, Кери-Торос, — молвил Давид, — налей. Посмотрим, что за котел.
Кери-Торос доверху наполнил вином котел о семи ушках. Давид поднял котел, ко рту поднес — и давай тянуть. Тянул, тянул, пока весь котел не опорожнил. Опорожнил — об пол ударил, сплющил котел, а сам разлегся на ковре и сразу уснул.
Как скоро сон свалил Давида, Кери-Торос вышел на площадь, велел в трубы трубить, в барабаны бить, удальцов из своего роду-племени созвал и обратился к ним с такими словами:
— Сыны мои, сасунские удальцы Ануш-Кото́т, Вжик-Мхо́, Чинхча-пори́к, Парон-Астхи́к, Хор-Вира́б, Хор-Ману́к, Хор-Гуса́н, слушайте, что я вам скажу! Мсра-Мелик с войском пришел к нам в Сасун, чтобы отнять у нас золото, добытое тяжким трудом, отнять у нас наших жен, наших девушек, отнять у нас честь. Не отдадим! Он воевать хочет? Что ж, будем воевать! Двум смертям не бывать — одной не миновать.
Сказавши это, Кери-Торос со своим отрядом поднялся на Леранскую гору и разбил там шатры.
Когда в небе заря заиграла, увидели наши, что Мсра-Мелик стал станом на Леранском поле. Звездам небесным есть счет, белым его шатрам не было счету. На горе было словно лето, на равнине — зима.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
У жены Кери-Тороса Санду́хт-ханум сердце кровью обливалось.
«Ой, беда!.. — сказала она себе. — Мсырцы Тороса убьют, всех наших ребят поубивают, Сасун разорят, весь наш народ изничтожат. А Давид — опора Сасуна — напился и спит».
Пошла Сандухт-ханум к Давиду, села у его изголовья и залилась слезами. Слезы ее капали Давиду на лицо. Давид пробудился:
— Э, тетя, ты чего плачешь?
— Ах, Давид, Давид, пропасти на тебя нет! Ты разгромил мсырских сборщиков дани, а Мсра-Мелик разозлился и с несчетным числом воинов в Сасун пришел. Тебя напоили и спать уложили, а Кери-Торос с небольшим отрядом ринулся в бой. Силы у твоего дяди и у Мсра-Мелика неравные. Убьют твоего дядю, всех наших ребят перебьют, Сасун разорят, весь наш народ изничтожат. А ты вином упился и спишь!
В такую ярость пришел Давид, что хмель мигом с него соскочил. Схватил он лук со стрелами и сказал:
— Не бойся, тетя! Мсырский пес Мелик получит от меня по заслугам. Пусть лучше я голову сложу в бою, но только не дам воинам мсырским прикоснуться к единому волоску последнего сасунского пастуха!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пришел Давид к Огану и сказал:
— Дядя! Мсра-Мелик со своим войском идет на меня. Почему вы мне ничего не сказали?
— Мальчик мой! — молвил Горлан Оган. — Мне жаль тебя. Ты еще молод. Куда тебе воевать с Мсра-Меликом?
— Чудак человек! — возмутился Давид. — Коли не мне, так кому же с ним и воевать?.. Давай оружие!
Смирился Горлан Оган.
— Ладно, — сказал он. — Иди, коли так, в оружейную — там хранятся старинные мечи, возьми любой.
Этот разговор услышал Пачкун Верго. Смерил он Давида с головы до ног насмешливым взглядом и сказал:
— Давид! Когда ты Мсра-Мелика убьешь, то отруби ему ухо и, коли хватит у тебя силенки его поднять, принеси мне в подарок!
Зачесались было у Давида руки огреть хорошенько Пачкуна Верго, но он с собой совладал.
«Все-таки он мне дядя, — подумал Давид, — притом старик. Пусть себе мелет, что в голову взбредет».
Пошел Давид в дядину оружейную, взял ржавый меч, сел на жеребенка, отбитого у разбойников, и погнал его на поле брани.