— Не сойду я с коня, — отвечал Давид. — Ты несчастных, горемычных людей на верную смерть сюда пригнал, они сейчас гибнут напрасно, а мы с тобой прохлаждаться будем? Нет, выходи на бой! А там что господь даст!
Тут к Давиду Исмил-хатун подошла.
— Давид, родной мой! — сказала она. — Ты нынче долго сражался, устал. Сойди с коня, покушай, отдохни, а сражаться будете потом.
Так слезно просила она Давида, что он сдался на уговоры и начал слезать с коня. Джалали на дыбы — не дает Давиду сойти.
А дело-то в том, что по приказу Мсра-Мелика и его матери при входе в шатер была выкопана глубокая-глубокая яма, а сверху богатым ковром прикрыта, чтобы Давид, проходя в шатер, в эту яму свалился. Исмил-хатун долго языком молола, долго уговаривала, упрашивала Давида, наконец стащила-таки его с коня. Рассердился Конек Джалали, взвился на дыбы и поскакал к Цовасару.
Как только Давид вошел в шатер, как только левой ногой ступил на богатый ковер — бух! — так в яму и ухнул.
— Прахом ты был и в прах возвратишься! — прорычал Мсра-Мелик, лег и опять заснул.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В ту ночь приснился Горлану Огану сон: звезда Мсыра горела ярко, звезда Сасуна угасала. Горлан Оган в ужасе проснулся.
— Вставай, жена, вставай! — сказал он. — Я видел во сне: звезда Мсыра горела ярко, звезда Сасуна угасала. Это значит: Давид в беде.
Сарья-ханум обиду на Давида затаила в сердце.
— А, чтоб тебя! — проворчала она. — Спишь ты в свое удовольствие, а сны за других видишь и мне спать не даешь!
Лег Горлан Оган, заснул, опять сон увидел и пробудился.
— Вставай, жена! Опять мне привиделся сон: звезда Мсыра восходила, звезда Сасуна заходила. Это значит, что Давид стал еще ближе к смерти.
Сарья-ханум разозлилась:
— Будь ты неладен, глупец! Чего тебе не спится? Давид сейчас где-нибудь пирует, а ты мне спать не даешь!
Горлан Оган снова заснул и снова проснулся.
— Вставай, жена! Звезда Мсыра поглотила звезду Сасуна. Это значит: убили Давида. Вставай, зажги светильник.
Обозлилась Сарья:
— Полно тебе, старик, сны рассказывать! Дай мне поспать спокойно.
Оскорбился Горлан Оган, ударил жену в бок и сказал:
— Ты — чужачка, не болит у тебя сердце за Сасунское царство. Вставай и зажигай светильник, а не то…
Сарья встала с ворчаньем, зажгла светильник, принесла Огану доспехи и оружие.
Горлан Оган завернулся в семь буйволовых шкур, а чтобы не лопнуть от собственного крика, обмотал себя семью цепями, какими связывают буйволов, впряженных в один плуг, затем пошел в конюшню и, войдя, положил руку на спину белого коня.
— Белый конь! Когда ты домчишь меня до того места, где бьется Давид?
Белый конь пригнулся, на брюхо упал.
— К полудню, — отвечал он.
— Пусть тебе впрок не пойдет мой корм! Что я к полудню там застану? Бой Давида или его смерть? — сказал Оган и положил руку на спину красного коня. — Красный конь! Когда ты домчишь меня до поля битвы?
Красный конь пригнулся, на брюхо упал.
— К утру, — отвечал он.
— Пусть тебе впрок не пойдет мой корм! Что я поутру там услышу? Давида победный клик или Давида предсмертный крик? — сказал Оган и положил руку на спину вороного коня. — Конь вороной! Когда ты домчишь меня до того места, где бьется Давид?
Вороной конь не пригнулся, не упал на брюхо.
— Ступи в стремя левой ногой, и если сумеешь удержаться, то, прежде чем ты правую ногу над седлом занесешь, я тебя до поля боя домчу.
Поцеловал Горлан Оган вороного коня в лоб, вскочил — и конь духом домчал его до Цовасара. На самой вершине Оган остановился и огляделся по сторонам. Конек Джалали издали Давидова дядю увидел, заржал, подбежал. Глаза у коня полны были слез.
Испугался Горлан Оган.
— Ох-ох-ох! — простонал он. — Неужто Давида убили, а конь на Цовасар убежал?
Сошел Горлан Оган с коня, железною цепью привязал себя к дубу, чтобы собственный голос его не унес, и закричал:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Голос Горлана Огана прокатился по горам и долам и наконец, грохоча, рокоча, достиг Давидова слуха. Давид, скрученный и перекрученный железными цепями, сидел в преглубокой яме.