– Разбегутся, боюсь.
– Далеко не убегут, - заверил Саныч. - Здесь по обе стороны дороги - болота. Отловим. Или дадим утонуть.
Мы вернулись в усадьбу.
На крылечке Яна красочно жаловалась Прохору, как я ее продавал охраннику.
– Яну перед боем в подвал запрем, - шепнул мне Саныч,
– Вот ты и запри, - усмехнулся я.
– А что же делать?
– Есть одна мыслишка, попробую.
– Со двора ни на шаг, - строго сказал Саныч, запрягая лошадь. - Оружие из рук не выпускать. Мы скоро вернемся. И чтоб обед был готов, по полной программе, с вином, цветами на столе и закусками. Если Андрей заскочит, пусть обождет.
Мы забрались в телегу и поехали в деревню.
– Едем за приданными нам частями, - туманно пояснил Саныч, - в лице старого вояки деда Пиди.
– Вот это кликуха, - удивился я.
– Никакая не кликуха. Елпидифор его зовут. Полностью. А Падя - по-уличному.
– А к чему нам этот… Пиндя?
– Пидя, - терпеливо поправил Саныч. - Пиндя - это совсем другое. По-уличному.
Дедов дом, несмотря на осень, был распахнут настежь. Из окон на всю улицу неслась стрельба, женские визги и веские слова товарища Сухова: «Эт-точно!» - по телевизору «Белое солнце» крутили.
Саныч постучал кнутом по стеклу, и дед выбежал на крыльцо - маленький, но шустрый. Похожий на пощипанного, но задиристого петушка.
Саныч что-то нашептал ему в ухо. Дед слушал, вылупив глаза, мотал бородой - сперва вправо-влево, не соглашаясь, потом - вверх-вниз, с удовольствием. Глаза его загорелись, дед стал подпрыгивать в нетерпении. Я подошел поближе, поздоровался.
– Вот что ребята, - веско начал дед, а товарищ Сухов из телевизора продолжил: «Пулемет я вам не дам». - Я из пулемета, - признался дед, - самогонный аппарат сделал. Но кой-чего найдется, чем супостата приветить. Саныч! - Он шустро засеменил к сараю, - Отворяй ворота.
Дед нырнул в сарай, и оттуда полетели во двор старые рваные телогрейки, мешки, дырявые валенки, расколотая ступка, ржавое корыто, кособокий самовар, чугунок с отколотым краем…
– Это все? - спросил я и покачал головой. - Не пойдет.
Саныч усмехнулся и тоже исчез в сарае, крикнул оттуда:
– Распахивай до конца. Придержи створку.
И они с дедом выкатили во двор… противотанковую пушку.
На стволе ее висели драные дедовы штаны, она вся была в курином помете, соломе и перьях - но настоящая.
Вот это резерв!
Дед с гордостью протер орудие штанами.
– Во так вот! Бабка все грозилась: утопи ты ее от греха. А я говорю, пригодится.
– А снаряды? - спросил я.
– Только три осталось, - сокрушился дед. - Последние. Навалом ведь было. Так я каждый год 9 Мая салют Победы устраивал - весь боекомплект ухайдакал. Да оно ничего - и трех снарядов хватит. В вилку двумя возьмем, а третьим ахнем. Во так вот. Цепляй ее к телеге. А я пока соберусь.
Мы выкатили пушку на дорогу и прицепили к телеге. И дед тут же выкатился из избы. На нем были выгоревшая гимнастерка, вся в орденах и медалях, подпоясанная солдатским ремнем, и галифе, заправленные в валенки. Через руку, как лукошко, висела на ремешке зеленая каска с красной звездой. Из каски торчало горлышко бутылки, заткнутое газетной пробкой - не иначе с горючей смесью. А ведь это мысль!
Дед свалил в телегу снаряды, плюхнулся на них и скомандовал:
– Трогай!
Мы тоже уселись в телегу и покатили по деревне. А за нами прыгали по ухабам пушка. И никого это вроде особо не удивило. Только бабы перекликались по огородам:
– Глянь, Матвевна, Пидя с рэкетом воевать намылился!
– Вот борзой-то! Евменовна узнает - задаст старому.
– Гляди, гляди - сама бежит!
Из проулка выскочила дедова бабка, поставила на землю ведра и, выпростав из них коромысло, ринулась за нами, держа его над головой.
Дед проворно нахлобучил каску, съежился и пригнулся. И если бы Саныч не погнал лошадь, у нас уже были бы потери в личном составе. Этакую бабку да нам бы в строй.
Евменовна скоро поняла, что с лошадью ей не тягаться, остановилась и пустила вдогон трескучую очередь нелитературных оборотов.
Дед тоже понял, что опасность миновала, показал бабке кукиш и отвернулся.
Во так вот, стало быть!
Под восторженный Янин визг мы загнали пушку во двор, укрыли мешками, пошли обедать.
– После обеда позицию будем оборудовать, - распорядился дед Пидя, когда мы сели за стол. - Основную и запасную. А как же! Хорош борщец. Наваристый! И хозяйка хороша. Укрытие отрыть. Бруствер навалить. Во - всыпь-ка еще половничек. Али два уж заодно. Опять же маскировку наладить. Ориентиры наметить. Во так вот!
Первый ориентир дед сразу после обеда наметил - лежанку за печкой. И если он так же хорошо стреляет, как храпит, - победа будет за нами. Саныч даже за печку обеспокоился - выдержит ли?
– Ну что, вызываем Махнотино войско на бой? Пиши заявление в горотдел, - сказал я Санычу. - Отдашь его Андрею. Он знает, что с ним делать: кому доложить, кому показать, кому просто проболтаться.
– Боязно, - признался он с улыбкой, разглаживая тяжелой ладонью листок бумаги.
– Поздно уже бояться. Биться пора пришла. Значит, я так думаю. Мы с тобой в центре, у орудия останемся. Ребят своих на две группы разделишь. По двое, по трое пусть по обочинам засядут, с бутылками. А основные силы сразу после артподготовки бросим на перехват и захват. Яна с Прохором подстрахуют нас с тыла, меня все-таки этот участок беспокоит, подобраться кустами можно вплотную.
– Отстоим, - заверила Яна. - С Прохором-то? Отобьемся.
Не думал, что так легко ее изолирую. Впрочем, рано обрадовался…
Я просмотрел заявление, вернул его Санычу:
– Буди деда, пора!
Мы прошли вперед от ворот усадьбы метров на сто. Отсюда хорошо просматривалась дорога, было достаточно места для маневра, например, оглушительного бегства. С поля боя. Тоже не надо исключать такой поворот.
Дед Пидя, приложив руку ко лбу, чтобы не мешало солнце, великим полководцем сурово вглядывался в панораму предстоящего сражения. Принял решение:
– Во так вот. Назначаю сектор обстрела. Справа - отдельно стоящее у обочины дерево. Слева - отдельно стоящий стог сена. - Прищурился. - Позицию здеся будем оборудовать. Грунт не разбрасывать, на бруствер дожить. Леха, в секторе обстрела кустарник вырубить и все до веточки вот тута сложить, для маскировки позиции. Саныч, травку перед бруствером выкосить.
– Да нету ее уже, дед, высохла вся.
– Тогда не надо, - легко согласился дед и взялся за лопату.
Дед Пидя свое дело знал. Уже через час пушка пряталась в укрытии как длинноносая птаха в гнездышке, один ствол настороженно торчал оттуда. Но дед и его завалил срубленной елочкой, не поленился сбегать на дорогу и проверить маскировку. Вернулся довольный.
– Ночевать здеся буду, в дозоре. Иде моя горючка? И огурца пусть хозяйка пришлет.
Не та, стало быть, горючка оказалась.
Когда приехал Андрей, мы как раз готовили «коктейли Молотова», Саныч заправлял бутылки бензином, затыкал пробкой. Яна азартно рвала на узкие полоски старую наволочку. Я обматывал ими бутылки чуть повыше донышка, оставляя короткий свободный конец.
– А что за рокот такой? - спросил Андрей, когда мы усаживались на мотоцикл. - Танки, что ли, на нас идут?
– Пидя храпит. Пушку караулит, - ответил Саныч, закрывая канистру. - Ну вот, ребята, и все. К бою готовы.
Теперь мне надо вокруг отделения побродить, в замочную скважину глянуть.
Андрей меня загодя высадил, а сам заявление Саныча повез.
Я, гуляя, прошел в скверик, выбрал хорошую лавочку, под сохранившимся Ильичем, осенявшим меня своей сжатой в крепкий кулак легендарной кепкой.
Конечно, будь я на легальном положении, все бы просто решилось. Но светиться мне пока никак нельзя. Ну а от скрытного наружного наблюдения как меня отстранить?