– Неужто купил? - Абориген недоверчиво поскреб затылок, уставился на «дурака-клиента», ухмыльнулся, сообразив и свою выгоду: - Тогда это… комиссионные… бутылки заберу, лады?
Я было возмутился этим нахальным вымогательством, но, поторговавшись, уступил всю кучу посуды за пару сигарет. Знаю, что продешевил, но время дороже, да и Прохор уж больно меня подгонял - локтем в бок.
Нырнув в машину, я запустил двигатель. Прохор, наблюдая мои действия, осуждающе качал головой.
– Ты же был почти честный человек, Леня. И кто тебя так испортил? - Похоже, он начал приходить в себя. - Твои клиенты?
– Жизнь, Проша, жизнь. Профессия. Кстати, - не остался я в долгу, - этот мужичок тебя знает? Ведь ты угон совершил, писатель. Уголовно наказуемое деяние. Докатился, стало быть…
Близился рассвет. Город затаился, застыл в тревожном ожидании утра.
Чуть моросило. Промытые дождем глаза светофоров нервно жмурились, испуганно, словно от злого окрика, распахивались, гасли.
Осторожно, дворами, садами и огородами, мне удалось благополучно подкрасться к своему дому. Только раз впереди мелькнул БТР, груженный десантниками, да другой раз погналась за нами какая-то машина, истерично сигналя фарами, - я сумел спрятаться от нее в темной подворотне.
Остановился у соседнего с моим подъезда.
– Я с тобой, - Прохор полез из машины.
– Тебя только там не хватало. С твоим битым носом. Сиди здесь. Если что не так - смывайся.
– А если так?
– Если так, то пристраивайся нам в хвост как только мы сядем в машину…
– В какую машину?
– Вон в ту, видишь, у подъезда серый «жигуленок» с частными номерами. Это их машина. Мы на ней уедем. На выезде из города, перед постом, обгонишь нас и пойдешь впереди. Если судьба нас разлучит, ждем друг друга на сороковом километре…
– Какого шоссе?
– Я еще сам не знаю, не решил. На какое выберемся.
– Понял, - соврал Прохор.
– Завести сможешь? Вот эти два проводка - зажигание, я их разъединять не стану. Вот этот - стартер, замкнешь на массу. Повтори.
– А чего ты раскомандовался? - совсем ожил Прохор. - Кто тебя на тачку навел? Кто тебе штаны подарил?
– Подарил!… - Я вышел из машины. - Такие и я бы подарил, чем выбрасывать, да?
– Какой ты бестактный, - обиженно бросил мне вслед Прохор. - Неблагодарный. И легкомысленный. Монтировку хоть возьми. - Это уж совсем жалостно, со слезой в голосе.
Я пожал плечами: оно, конечно, решение всех проблем - с монтировкой на три ствола пойти, два из которых - автоматные. Рубашку еще на груди рвануть.
– Все-таки ты… это… поосторожнее, - догнал меня Прохор, схватил за руку, словно хотел остановить.
Вот тут ты опять не прав, друг мой. Тут как раз все наоборот должно быть.
Я резко, требовательно позвонил в дверь. И заорал, конечно, чтобы они со страху не шарахнули через нее очередью:
– Здесь полковник Грей! Отворяйте, ребята.
И дверь моего дома распахнулась. И встретили меня на родном пороге не улыбка и объятия любимой, а грязные стволы трех ублюдков, которых в другом случае я не то что на пороге, в микрорайоне не потерпел бы. И я вошел в свой дом вор вором, чтобы осквернить его ложью и предательством.
И такое бешенство охватило меня, что, клянусь, было бы чем - уложил бы их всех троих здесь же, в прихожей, не думая ни об их матерях, ни об их детях… Ни об обоях, которыми гордилась Яна.
– Серый сюда едет, - сказал я капитану. - Он Русакову звонил.
– Знаем, ждем, - капитан облизнул губы - от страха или от предвкушения. - Сюда он тоже звонил, проверялся. Баба его раскололась. Хорошо, что ты приехал.
Еще бы! Только вот кому хорошо-то? Уж не тебе, это точно.
Мы ввалились в комнату. Накурено, вонь грязной обуви, перегара.
– Еще один приперся, - презрительно фыркнула умница Яна. - Перетрухали, защитники демократии. Серый приедет, он вам вломит…
– Ну ты!… - рванулся к ней капитан.
Я придержал его за плечо, мол, не горячись, не время. Сел за стол, закурил, посмотрел на младших ментов - молодые ребята, молчат, переминаются, моргают. Кажется, все это им вовсе не по душе. Очень кстати, стало быть.
– Так, ребята, Серый для нас, пожалуй, крутоват будет. Надо с умом его брать, с расчетом. Один из вас - на площадку седьмого этажа, другой - на третий. Капитан останется со мной. Если Серый прорвется - огонь по ногам.
Они опять переглянулись и одновременно взглянули на капитана. Тот важно кивнул, изображая руководителя операции по захвату опасного преступника, и многозначительно переложил, дурак, пистолет из кобуры в карман плаща. Не наигрался.
– Побудь здесь, - сказал я капитану, когда его ребята вышли из квартиры. - Ключи оставь в замке, пусть позвонит. Сам не открывай. Вот она откроет, - я кивнул в сторону Яны. - Я ей сейчас пару слов наедине передам. В спальне. - И резко толкнул ее к дверям.
– А я? - обиделся капитан, привставая.
– А ты перебьешься, - пробормотал я, отдирая Янины пальцы от двери и подгоняя ее коленом.
Я закрыл за собой дверь.
– Как ты?
– Нормально. - Яна присела на край кровати. - А ты? Опять битый.
– Жить буду…
– Где? - Яна усмехнулась.
– Сам еще не знаю. Где-то надо пересидеть. Пистолет нашла? А то я совсем пустой.
– У этого… забери.
– Заберу. - Я распахнул дверцы шкафа. - Найди мне что-нибудь переодеться. Пойду пока, сделаю его.
– Не рано?
– Сожрет. Он же тупой, даже не врубился - откуда я могу знать, где в этой квартире спальня.
– Ну хоть куртку сними, совсем уж на дурака…
– Выходи чуть позже, с вещами. Скоро Серый приедет, стало быть.
Я дал Яне необходимые инструкции и пошел к капитану. Тот вольготно покуривал, повесив плащ на спинку стула. Во дурной-то.
– Наручники у тебя есть?
Он кивнул и положил их на стол.
– Дверь откроет его баба. Я пропущу Серого мимо себя, ты встречай, возьми на прицел. Я его сзади свалю и окольцую, понял? А сдашь его сам, мне своей славы хватает, стало быть.
Из спальни вышла Яна - волосы растрепаны, кофточка расстегнута, - одергивает юбку, зла и беспощадна. Ставит в угол сумку и провокационно тянется через стол, мимо капитана, за сигаретами.
– Куда это ты собралась? - спрашивает капитан и шлепает ее по попе. Яна разворачивается и влепляет ему пощечину:
– Мразь! Серый застрелит тебя!
– Застрелю, - мирно соглашаюсь я, вытаскивая пистолет из кармана его плаща. - Но не здесь. Не в своем же доме.
Капитан парализован. Только веки еще живы на его белом лице. И мне слышно, как они щелкают, словно у фарфоровой куклы. И видно, как медленно раскрывается рот, отвисает челюсть. Капает слюна с подбородка на грудь.
– Документы, - последовательно говорю я, - документы, ключи от машины, руки, - защелкиваю наручники.
Какая же длинная нынче ночь… Мы с Яной закуриваем.
– Ты переоденься пока. В брюки, - говорю я Яне. - Ночи уже холодные. А ехать далеко.
Она уходит.
– Говоришь, отстрелялся Серый? - спрашиваю я капитана. - Не будет ему пощады? Так, стало быть?
Он пожимает плечами.
– Не врубился? Что ты жмешься, как девка в бане? Отвечать как положено! С тобой старший по званию говорит.
Я раскрываю его удостоверение и брезгливо морщусь:
– И тебя - такого - послали Серого взять?
– Да, да, - торопливо соглашается капитан, - я никогда не был на оперативной работе. Направили сюда… Дали указания… Усиленный вариант несения службы… Дали ориентировки… Я же не знал…
– А если бы знал? Конечно, отказался бы? Ты же честный и порядочный. Товарища по работе губить бы не стал, верно?
Он вздыхает:
– Но мы с вами вместе не служили. Я совсем с другой территории.
Да, потому их и нагнали сюда. По Москве-то мы все друг друга знаем.