...За обгоревшим зданием «АМО» начинался забор, секции которого, сделанные из толстого металлического уголка и приваренные к забетонированным трубам, местами сильно облезли и проржавели. Вскоре забор прервался, у проема дежурили трое динамовцев: все в камуфляжах, тяжелых сапожищах, обросшие, этакие зеленые деды Морозы, только вместо мешков с подарками - военные ранцы с торчащими из них стрелами.
Дежурные кивнули Сиплому и Газу, с недоверием рассматривая Лучника.
- За входом лучше следите, черепашки-ниндзя, - на ходу бросил он, снова удивившись незнакомым словам. Один из охранников кинулся было к Лучнику, но Сиплый движением ладони остановил его.
- Нельзя, к Кагану он!
Второй забор, густо поросший виноградом и плющом, казался более ухоженным. Создавалось впечатление, что местные тщательно следили за ним, будто по ту сторону находилось нечто, о чем не следовало знать случайному путнику. Лучник замедлил шаг.
Над головой висел разрушенный мост, чудом удерживаемый несколькими высокими опорами. В том месте, где его разорвало, во все стороны торчали куски арматуры, а еще несколько столбов уходили далеко за пределы Динамо.
- Дорога в никуда, - пояснил Сиплый, перехватив озадаченный взгляд Лучника, - так раньше называли этот мост. Еще до Давления...
- Что? - Лучник непонимающе уставился на Сиплого.
- Дорога в никуда это, - угрюмо повторил тот, и они двинулись дальше.
На большой открытой площадке были выложены солнечные часы из разноцветного камня. Впереди, там, где начинался высокий холм, другие охранники в потрепанных серых камуфляжах сидели на корточках. Увидев незнакомца, встрепенулись.
- Все под контролем, - крикнул им Сиплый и, повернувшись к Лучнику, добавил, - источник стерегут. Пойдем, водички студеной попьешь...
Они приблизились к бьющему прямо из холма источнику, роняющему капли в рукотворный бассейн. К воде шли две женщины с причудливыми коромыслами. Они остановились, едва заметив чужака. В их взглядах читались испуг и любопытство. Герман опустил ладони в холодную воду. Умылся. Сделал глоток. Сиплый дал знак двигаться дальше...
Дорога привела их к огромной лестнице, ведущей к какому-то монументальному сооружению. Большущие колонны из белого камня поднимались вверх. Вершину венчало полуразрушенное кольцо из бетона. Гигантская клумба! На кольце сидели трое. Один вскочил, натягивая тетиву и направляя стрелу в сторону идущих. И снова Сиплый успокоил жестом охранников.
Лучник равнодушно посмотрел на бойцов Динамо и задрал голову ввысь: дымчатые облака наперегонки мчались по небу, цвет которого странным образом менялся с ярко-бирюзового на кислотно-синий. Циан. Предвестник перемен. Лучник потер виски. Вдруг холодный пот выступил на его спине, ноги стали ватными. Новые ощущения, и ощущения эти были не из приятных. Лучник постарался не показывать виду, но Сиплый, заметив его беспокойство, встревожился не на шутку:
- Неужто опять Давление идет, второй день подряд?
Газ тоже занервничал:
- Вчера пятерых забрало, будь оно неладно!
Лучник пропустил слова мимо ушей, удивившись тому, что он вспомнил эти ощущения. Но он не мог вспомнить другого: большинство людей, доживших до этого времени, были неспособны предугадать скачок, ни вверх, ни вниз; они ориентировались на колокольный звон, который для многих был страшным, но необходимым предвестником физических мук и жутких страданий. После колокольного боя могло пройти несколько секунд. И Давление забирало еще чьи-то жизни...
Будучи гипотоником, резкое повышение артериального давления Лучник переносил относительно легко. Именно перед такими скачками он ощущал слабость, а по всему телу пробегала мелкая дрожь. Падения Давления приносили Лучнику неописуемую муку - ужасная слабость сопровождалась волнами нестерпимой боли. Эта боль, подобно раскаленному металлу, заполняла весь организм, вытесняя из него человеческий разум, заставляла временно терять самообладание. Обычно Лучник после первого удара колокола успевал съесть пригоршню кофе, и Давление переносил в сознании. В тех же случаях, когда кофе не было, падение сопровождалось конвульсиями и нередко приводило к обморокам...
На этот раз Лучник остановился, присел на поваленное дерево и спросил: