Андреев Анатолий
Давление зла
Анатолий Андреев
Давление зла
I
Поселок лежал на бугре. Гравийка подходила к нему снизу, и Федору видны были лишь две крайние избы, и огороды на косогорах, и кусок дороги, переходящий в улицу и сразу теряющийся за срезом горы, в небе. Машина, завывая, выползла наверх. Потянулся унылый ряд неопрятных домов, с покосившимися заборами и худыми тесовыми крышами. У водоразборной колонки разливалась жирная, даже на взгляд, грязь. Наперерез с горловым рычанием выскочила собака, бежала некоторое время за машиной, исступленно лая и делая вид, что сейчас укусит за колесо. Ближе к центру поселка на улицах стали появляться люди - молодые крепкие мужики, все, как на подбор, в цветных спортивных костюмах, словно подростки. Они не поворачивали головы на звук, не реагировали на плотный шлейф пыли, и Федору начало казаться, что все происходит во сне.
Медленно проехав центральной площадью поселка, с бетонной коробкой магазина, рубленым пятистенным клубом с огромным висячим замком на двери и неизменным коммерческим киоском, Федор повернул налево, в единственную поперечную улочку. Добравшись почти до околицы, он снизил скорость и остановился.
Протянув руку, он выключил зажигание. Двигатель смолк, но Федор не спешил выйти. Он посидел еще немного, наслаждаясь тишиной. Все-таки "Москвич" - очень шумная машина. Три с половиной часа дороги не то чтобы утомили его, но вызывали желание покоя.
Улица лежала перед ним, ухабистая и поросшая вдоль заборов травой. Впереди чуть не на середину дороги выпер куст - не то вишни, не то черемухи, отсюда не разобрать было. Метрах в ста прямо посреди улицы неподвижно стоял трактор. Около него, как и по всей улице, не было ни души. Федор открыл дверцу и вышел в пыль. Ощутимо припекало солнце - время приближалось к полудню. Он перевел взгляд на пропыленные бревенчатые стены старого двухквартирного дома с палисадником перед окнами. В окне трепыхнулась занавеска - первое проявление жизни во всем этом сонном царстве, - и Федор двинулся по направлению к калитке. Когда он справился с щеколдой, по заросшему двору уже спешил ему навстречу, улыбаясь и смущенно заталкивая под ремень подол рубашки, Аркадий.
- Ну, брат, тебе на пользу пенсионное житье, - улыбнулся Федор, пожимая руку и окидывая Аркадия взглядом. - Посвежел, помолодел...
Аркадий смущенно улыбался, седые волосы венчиком торчали вокруг лысины.
- Здоровье, здоровье-то как? - растроганно и бессвязно спрашивал он. Животик его круглился под рубашкой, короткопалые пухлые руки с обломанными ногтями и навечно въевшимся в них мазутом беспокойно вцепились в ладонь Федора.
В сенцах что-то стукнуло. Аркадий обернулся. На крыльцо вышла худощавая смуглая женщина.
- Хозяйка моя, - вполголоса сообщил Аркадий Федору. - Оля, это Федор Петрович к нам приехал. Я тебе говорил.
В голосе его отчетливо слышались заискивающие нотки.
- Да говорил уж, говорил... - без улыбки сказала она. Спустившись с крыльца, она подошла к ним, прямо глядя в глаза Федору. - А мы совсем и не ожидали. Чего, думаем, из города-то к нам потянет. Ни реки настоящей нет, ни леса путного...
Она все так же пристально смотрела в лицо, не уворачиваясь от встречного взгляда. "Н-нда, - подумал Федор. - Непохоже, чтобы Аркаша тут чем-то командовал, как он всегда заливал".
- А по отчеству как? - спросил он. - Вроде бы неловко просто по имени...
Он чуть помолчал и добавил:
- Так вот, сразу...
- Ну, если не сразу, то Васильевна, - она коротко, вспышкой, улыбнулась, и Федор опять подумал: "Не-ет, точно ведьма!", - но подумал на этот раз одобрительно, и одобрительно на нее взглянул. В серых глазах ее промелькнуло торжество, но так мимолетно, что Федор усомнился - не показалось ли? А она уже другим, радушным, но и безразличным тоном сказала:
- А вы вовремя, к столу.
И Аркадий тут же подхватил, завел на одной ноте: "Нет, к столу, давай к столу! Пообедаешь с нами, и ничего не хочу слышать!" Напрасно Федор отнекивался, пока на помощь не пришла Ольга:
- Чего пристал к человеку? Небось, он себя лучше знает. А ты чаю предложи - уж, наверное, не откажется...
Все разрешилось благополучно. Ольга (про себя Федор так и называл ее Ольгой) пошла в избу накрывать на стол и заваривать чай, а Федор с Аркадием загнали машину во двор и уселись перекурить. Аркадий не курил, но за компанию взял сигарету и неумело набрал дым в рот, картинно его выпуская. Первая неловкость встречи прошла, и Аркадий держался естественно. Или просто разговор зашел о вещах обычных и простых. До инвалидности он работал на базе Сельхозтехники, по ремонту дизельных двигателей, и как только об этом зашла речь, оживился, перестал вымучивать из себя слова, и Федор подумал - да, вот таким он и был в больнице, таким он мне и понравился. Потому я и принял его предложение - погостить несколько дней.
Вышла Ольга, кликнула их к столу. Пошли в дом. Федор с интересом огляделся вокруг - обстановка ничем не отличалась от городской квартиры. А стараниями Аркадия и удобства все были городскими. И Федор подумал - да, мужик рукастый. А как он тогда в меня по поводу телевизионной антенны вцепился! Между прочим, Федор и дом-то узнал по антенне. То есть он, конечно, знал, куда едет, но вот углядел антенну и понял: здесь...
II
За два с небольшим часа Федор отшагал порядочно от деревни. Соснячком, затем унылой гнилой болотинкой, и опять соснячком. Потом пошло чернолесье беспросветное, глухое, выросшее на месте сведенных некогда чистых лесов. Грибов не было. Только горькуши росли в низинках, да поганки кое-где выглядывали из палой почерневшей листвы.
Впереди показался просвет. Федор направился туда и вскоре, действительно, вышел на опушку. Перед ним расстилался лужок с несколькими копешками сена. Поодаль вилась цепочка кустов - ручеек или речка. Еще дальше вздымался холм, поросший ельником. "Ну вот, - подумал Федор, - у ручья передохну, схожу еще на холм, рыжиков поищу, и обратно...".
До речушки оказалось дальше, чем показалось вначале. На Федора навалилась тупая тяжесть - вдруг, враз. С трудом добрел он до берега и опустился на траву. У ног хлопотливо переливали из пустого в порожнее маленькие упругие струйки. Они отчетливо выделялись в общей массе воды, то образуя маленький водоворотик, то журча чуть слышно, то закружив сухой стебель травы и потянув его против течения. Речка оказалась небольшой, чуть больше трех шагов шириной, но глубокой. Федор затруднился бы объяснить, как он чувствует глубину. Просто смотрел в воду и видел: по пояс, а вон там - и по шейку будет...
Смолк звук шагов, не шелестела трава, не слышно стало собственного натруженного дыхания - и словно проснулись вдруг, запели наперебой кузнечики. Острый запах сырости и травы повис над рекой. Федор сделал над собой усилие, освобождаясь от дремотного, расслабленного состояния и ощутил, что усталость прошла, исчезла. Он потянулся, уселся поудобнее и закурил. Дым тянуло понизу, запутывало в траве. Федор глянул на солнце, потом, проверяя, на часы и решил - не стоит лезть на бугор. Грибов все равно нет, а время к вечеру. Пока до деревни дойдешь, да пока устроишься... Он докурил, бросил окурок в воду и решительно поднялся.
Возвращался он другой дорогой - вдоль речки, окраиной ячменного поля, через овраг, заросший ельником. Он не спешил, солнце стояло еще высоко, когда он вышел на поляну, мыском протянувшуюся меж двух оврагов. Почему-то она осталась нераспаханной, поле кончалось в сотне метров сзади. Почва заметно пошла под уклон. Федор оглянулся - ячменное поле было вверху, а поляна все так же убегала вниз. Повеяло вдруг холодком, хотя солнце светило по-прежнему, и по-прежнему не чувствовалось ни ветерка. Он продолжал спускаться. Стало вдруг темнее, словно солнечный свет процеживался сквозь светофильтр. Федор помнил - такое ощущение у него было во время солнечного затмения. Он прозевал начало и спохватился лишь, когда вот так же потемнело. Это было странно - солнечный свет не поглощался облаками, его не смягчали, рассеивая и ослабляя, водяные пары. Его просто стало МЕНЬШЕ. Федор заметил неладное, еще не сообразив, в чем дело. Подсказало закопченое стекло - луна отгрызла от солнечного диска заметную краюшку. Федор на всю жизнь запомнил те свои мальчишеские ощущения и сейчас непроизвольно глянул вверх, на солнце. Облаков вокруг солнечного диска не было. Это ясно было и так - глаз умеет отличать смягченный облаками свет, - и Федор посмотрел лишь для того, чтобы унять безотчетную тревогу. Тут же, осознав это, он устыдился и двинулся вперед. С каждым шагом окаймлявшие с двух сторон поляну ели становились выше, и ощутимее сделалась сырая промозглая сырость. "Из оврага несет влагой, - подумал Федор, - наверное, родничок...". Тишина вокруг стала давящей, так что Федор, наконец, заметил ее, но продолжал идти вперед.