Интересные и ценные данные, относящиеся ко времени пребывания Нестерова в Академии художеств, содержатся в очерках о П. П. Чистякове и И. Н. Крамском; подробности, любопытные для истории создания двух любимых нестеровских картин — «Пустынник» и «Видение отроку Варфоломею», — приводятся в очерке «П. М. Третьяков». В двух очерках, посвященных художественной группе «Мир искусства», Нестеров выступает как временный и случайный попутчик «мирискусников». С работой Нестерова-портретиста знакомят воспоминания о М. К. Заньковецкой, Л. Н. Толстом и И. П. Павлове.
Нестеров прожил восемьдесят лет. Ученик Перова, он начал с картин на близкие передвижникам темы, свою творческую деятельность он закончил как один из крупнейших советских живописцев, мастер реалистического портрета. Это был закономерный путь художника, больше всего ценившего в искусстве жизненную правду. «Если бы ты знал, — писал он одному из своих друзей, — как народ и всяческая „природа“ меня способны насыщать, делать меня смелее в своих художественных „поступках“. Я на натуре, как с компасом. Отчего бы это так?.. Натуралист ли я, или „закваска“ такая, или просто я бездарен, но лучше всего, всего уверенней всегда я танцую от печки, и знаешь, когда я отправляюсь от натуры, я труд свой больше ценю, уважаю и верю в него. Оно как-то крепче, добротнее товар выходит!»[3]
Долгая и богатая художественными впечатлениями и наблюдениями жизнь Нестерова проходит перед читателем его «Давних дней». Книга эта в основном является обширной галлереей литературных портретов. Тут и представители нескольких поколений русских художников (Перов, Чистяков, Крамской, Ярошенко, Суриков, Левитан, братья Коровины и другие), и деятели русской художественной культуры (Третьяков, Мамонтова, Дягилев), и актеры (Артем, Заньковецкая, Стрепетова, Шаляпин и другие), и писатели (Л. Толстой, М. Горький), и великий русский ученый И. П. Павлов.
Различны «модели» этих литературных портретов, различны и приемы словесной «живописи», которой пользуется автор для их изображения.
Очерк о Перове написан в строгих тонах, напоминающих портретное искусство самого Перова, но сквозь эту внешнюю строгость просвечивает горячая любовь к «задумчивому сосредоточенному человеку» с «властной повадкой» и «ястребиным взглядом», некогда утвердившему Нестерова в его призвании художника. Мягким и грустным лиризмом овеяны воспоминания о лучшем друге Нестерова Левитане. Благодарной «памятью сердца» согреты страницы, посвященные «тихому, молчаливому» Третьякову, бескорыстно и бесшумно творившему свое прекрасное дело патриота-просветителя, создателя национальной сокровищницы русского искусства. Неподдельным восхищением перед «дивным стариком», «великим экспериментатором» и «таким правдивым, с горячим сердцем русским человеком» дышат воспоминания Нестерова о Павлове. Но, отличный и увлекательный рассказчик, Нестеров, когда это было нужно, находил на своей словесной палитре и иные краски. Ему в высшей степени было свойственно живое чувство юмора, ему были доступны различные оттенки иронии.
Сколько такой скрытой и тонкой иронии вложено, например, в литературный портрет светской барыни баронессы В. И. Икскуль, и как отлична эта ирония от той чуть-чуть насмешливой улыбки, с какой повествует Нестеров о добродушном и честолюбивом ректоре Академии художеств, «действительном тайном советнике» Ф. И. Иордане!
Не все очерки, вошедшие в книгу Нестерова, подходят под определение литературного портрета. Своего рода отрывком из семейной хроники представляются воспоминания художника о своем детстве, дающие ряд живых зарисовок уфимского купеческого быта. Зарубежные художественные впечатления Нестерова с большой непосредственностью отражены в его путевых очерках.
Наконец, к числу наиболее удавшихся Нестерову литературных «Этюдов с натуры» принадлежит запоминающийся в своем четком лаконизме очерк «Петербургские похороны». Нестеров, автор «Пустынника», «Видения отроку Варфоломею», «Великого пострига» и «Святой Руси», вновь выступает в этом очерке как художник, чьи ранние произведения были написаны на родственные передвижникам обличительные сюжеты.