Мы обошли все комнаты, побывали в спальне Софьи Андреевны. Наблюдая племянницу Толстого, я удивлялся, с какой быстротой и энергией она двигалась, продолжая что-то вязать, держа в руках вязание. Она рассказала мне, что родилась в Париже и обучали ее во французском католическом монастыре, где французские монахини не позволяли своим воспитанницам оставаться без дела ни одной минуты. Там привыкла она постоянно работать.
Для ночлега мне, случайному гостю, отвели помещение в небольшом домике, где некогда останавливался, гостя у Толстого, Чертков. Несколько дней я провел в Ясной Поляне, бродил по ее окрестностям, по тем самым местам, где вместе с Тургеневым стоял некогда на вальдшнепиной тяге Толстой. Побывал на дорожке, где увидел скамейку, поставленную спинкой к полю, и подумал, что Толстой любил смотреть в лесную чащобу, слушать пение птиц. Возвращаясь вечером к дому, уже в темноте, я услышал раздававшиеся из дома звуки фортепиано. Это играла племянница Толстого, одна ночевавшая в доме. Звуки эти произвели на меня особенное впечатление. Я как бы почувствовал дух живого Толстого. Пробыв несколько дней в Ясной Поляне, я набрал букетик диких цветов, росших у самой могилы, и вернулся в Москву.
Второй раз в Ясной Поляне мне пришлось побывать уже после войны. Мы приехали на машине из Калининской области, где у меня есть маленький домик в лесу на берегу Волги, в котором мы проводим летние месяцы.
В Ясной Поляне многое изменилось. Поредел старый яснополянский парк, обмелела речка Ясенка. На площади, перед въездом в яснополянскую усадьбу, были построены три столовые, в которых собирались наезжие туристы. На площади дежурил милиционер, не позволявший задерживаться туристским машинам. По-прежнему виднелась яснополянская деревня с деревянными крестьянскими домами и сенными сараями. Помню, с ведрами в руках из деревни проходили две молодые женщины. Глядя на них, я невольно подумал, что, быть может, женщины эти кровно связаны с семейством Толстых.
Поставив в деревне машину, мы направились в усадьбу к толстовскому дому. Казалось, здесь мало что переменилось. Такой же стоял дом, такая же была резная веранда. По широко натоптанной дороге мы направились к могиле Толстого.
Уже не было простой деревянной решетки, огораживавшей некогда могилу. Вокруг могилы были вырублены деревья. Могильный холмик стоял среди поросшей травою зеленой площадки. У могилы дежурила женщина-милиционер. За могилой шел заросший редкими деревьями спуск. Мы неторопливо обошли толстовскую могилу и вернулись к дому, где нас встретил Булгаков, последний секретарь Толстого. Он ввел нас в толстовский дом, где по первому взгляду не многое изменилось. Но я заметил, что по-другому была расставлена мебель, исчезли со стен некоторые фотографии и картины, которые видел я при первом моем посещении Ясной Поляны.
Ночевать в яснополянской усадьбе нам не разрешили, и мы направились в село Кочеки, где некогда я бродил по разоренному церковному кладбищу. По асфальтированной дороге мы въехали в новый фабричный поселок, над которым возвышались дымившие трубы. В Кочеках тоже все изменилось. Там высились такие же фабричные трубы, среди которых терялась маленькая церковь.
Шел сильный дождь. Гремела гроза. Мы подъехали к обновленной церкви, вокруг которой была построена новая каменная ограда, а перед входом в ограду стоял одноэтажный каменный дом. В окне этого дома за откинутой занавеской мы увидели священника в светлом подряснике и в широком расписном поясе. Я попросил жену зайти к священнику, спросить у него разрешения заночевать в церковном доме. Жена скоро вернулась, сказала, что священник разрешает нам ночевать, но просит предъявить документы. Мы вынули паспорта и зашли на стеклянную веранду. Священник показал нам просторную комнату, в которой на стене висела икона, а под иконой стояла купель, в которой крестят маленьких детей. В этой комнате были кровати-раскладушки, которыми, по словам священника, пользовались приезжие участники церковного хора.
Выйдя на застекленную веранду, мы уселись за стол, попросили двух прислуживавших нам монахинь приготовить чай. В углу на веранде сидели за столом два молодых человека и две девушки, пили портвейн, потом мы узнали, что это были аспиранты духовной академии, приехавшие завершать свое учение. Когда мы разложили на столе дорожные припасы, к нам подошел церковный сторож, хмельной человек с курчавой бородкой, стал расспрашивать, кто мы, куда и зачем едем. Я спросил сторожа, доводилось ли ему видеть Льва Толстого. «А как же, — ответил он, — много раз видел. Граф любил ездить верхом. Раз едет по полю, а мы, деревенские ребятишки, на лугу играем. Толстой остановил лошадь и, обращаясь к нам, громко сказал: «А ну-ка, ребята, поборитесь! Кто кого одолеет!» Мы стали бороться, Толстой смотрел на нас и смеялся.