В тот год ко мне в деревню приехала моя молодая жена Лидия Ивановна. Она никогда не видела русской деревни, жила в Москве. Мы прожили в деревне лето и зиму, и однажды, вернувшись из города, она тихонько сообщила мне, что у нас будет ребенок. Весть эта меня взволновала.
В деревне мы жили всю зиму. Весною, в апреле, когда раструхли зимние дороги, пришло время жене родить. Я пешком пошел в дальнее село, где жила акушерка-фельдшерица. Ехать по дороге было невозможно. Пока я ходил, поднялась в речке вода, пожелтел, надулся лед. Мы долго шли по раструхшей дороге, и, когда подошли к нашей деревне, я увидел, что тронулась наша речка и по воде плыли льдины. Что было делать?! Я был тогда силен и молод, поднял на каркушки фельдшерицу и стал сигать со льдины на льдину. Так мы переправились на другой берег.
Вечером жена благополучно родила ребенка — девочку, которую мы назвали Ариной. «Круты горки, да забывчивы!» — сказала после родов моя мать. Аринушка лежала в кресле возле кровати роженицы. Помню, с весенней охоты я принес трех убитых краснобровых косачей-тетеревов, положил перед кроватью на пол. Жена радостно улыбалась. Это был мой подарок. Других подарков я сделать не мог.
Всю неделю акушерка жила у нас: нельзя было перейти реку, шел лед. Чуткий пастух Прокоп сплел для моей крошечной дочери Аринушки маленькие лапоточки из красноватых вязовых лык. В таких вязовых лаптях по большим праздникам ходили в церковь наши девки и бабы. Лапоточек этот у меня хранится, стоит на маленькой полке в моей комнате. Второй лапоточек я подарил моему другу Федину, гостившему у меня в деревне. Мой друг бережно хранит мой подарок.
Смотря на вязовый маленький лапоточек, я вспоминаю далекие счастливые времена, маленькую нашу деревеньку, пастуха Прокопа, мою первую, ныне покойную дочь, любившую меня трогательной любовью.
Кузовок
Уже много лет на полочке в моей комнате стоит небольшая корзинка-кузовок, сделанная из твердой бересты. Кузовок этот подарил мне мой приятель — лопарь Артамон, служивший некогда сторожем в Лапландском заповеднике, где в давние годы я провел лето и две ранние весны. Кузовок сделан так плотно, что в нем можно носить воду. Он годится, чтобы собирать в него грибы и ягоды.
В Лапландском заповеднике на озере Чуна я жил в маленьком домике, который описал в одном из моих рассказов. Иногда ко мне заходил Артамон. Некогда у Артамона на Чуне было свое хозяйство. Он держал ездовых оленей. Помню, у Артамона на озере Чуна случилось большое несчастье: утонула его родная дочь. Артамон мужественно перенес свое горе. Теперь Артамон жил в переносном чуме. Высоко на дереве у него была устроена бревенчатая кладовая, в которой зимою он хранил съестные запасы от хищных рысей.
Когда я весной собирался вернуться в Ленинград, Артамон отправился меня провожать. Нужно было пройти на лыжах большое расстояние по озеру Чуна и по озеру Имандра, берега которого в те времена были покрыты густым лесом. Помню, как мы шли не торопясь по слежавшемуся снегу на льду озера Чуна, перешли перекаты, к вечеру вышли на Имандру, огромное озеро, тогда еще не тронутое человеком.
В Лапландский заповедник никаких дорог не было. Солнце уже почти не заходило. Начинался полярный день. Солнечные лучи нагревали темные стволы деревьев. Темные древесные ветки, упавшие на снег, покрывавшие лед озера, нагреваясь в солнечных лучах, глубоко проваливались в снег и лед, образуя во льду отверстия, доходившие до поверхности воды.
Артамон, свернув на берег, нашел место среди зеленых елок, где мы расположились на ночлег. Он стал рубить для костра сухие деревья, разрубал их на длинные поленья и раскалывал каждое полено на две половины. Известно, что расколотые дрова лучше горят в костре. Сделав постели из еловых веток, мы переночевали у костра в лесу на берегу озера. А ранним утром, напившись из котелка горячего чаю, стали собираться в дальнейший наш путь.
Выйдя на лед озера, я увидел, что Артамон таскает на берег оставшиеся тяжелые расколотые поленья и прислоняет их к густой крайней елке светлым расколом наружу. Эти дрова были видны издалека. Я спросил Артамона, зачем это он делает. Он очень просто мне ответил:
— А как же? Вот кто-нибудь после нас пойдет и увидит, что приготовлены дрова для костра, и переночует в лесу.
Так он делал доброе дело для неведомых ему людей, которых знать и видеть не мог. В тайге, как, быть может, вам известно, охотники некогда строили маленькие домики для ночлега с каменными очагами. Они там ночевали, проводили время, а когда уходили — непременно оставляли кое-что из своих запасов: пачку табаку, спички, запасы топлива и что-нибудь другое, нужное. Это они делали тоже для своих незнакомых друзей, которые могли бы воспользоваться ночлегом, найти пищу и все необходимое. Такие благоустроенные избушки для блуждающих охотников видел я и у норвежцев на далеком холодном Шпицбергене — Свальбарде. В избушках были сложены запасы топлива из каменного угля, продовольствие и даже книги.