Мне очень нравился этот человечный обычай, и я пожал руку Артамону, который не поленился вытаскивать расколотые поленья на самый край озера, видный издалека. По дороге Артамон рассказывал мне о диких оленях, о своей жизни, о медведях, обитавших в лесах Чуны, и мне надолго запомнились его простые рассказы.
К вечеру мы пришли на железнодорожную станцию, и я расстался с Артамоном. Я и теперь его помню, помню его лицо, одежду, легкую его походку, добрые, немного раскосые глаза, сильные его руки. Подаренный мне Артамоном кузовок, который хранится у меня на полке, напоминает мне времена моих путешествий и доброго лопаря Артамона.
Берестяной кошель
В углу моей комнаты стоит сплетенный из северной грубой бересты большой заплечный кошель-котомка. В таких кошелях жители старого Заонежья носили некогда на пожни начиненные рыбой пироги — рыбники, приносили с лесных озер свежую пойманную рыбу. Пожни на Севере не были похожи на наши покосные луга. Обычно они находились вблизи лесных озер, на заболоченных местах, покрытых высокими кочками, заросшими травою. Обычных наших кос с длинными косовищами в тех местах я не видел. Траву косили горбушами — длинными кривыми ножами, похожими на большие серпы. От городка Повенца, где я останавливался на некоторое время, где впервые мне довелось любоваться яркими сполохами — северным сиянием, я шел пешком с легким ружьецом и походною сумкой за плечами. На берегах Онежского озера я видел деревни с высокими опрятными домами. В этих домах меня, незнакомого человека, принимали любовно, как желанного гостя. На деревенских погостах я любовался чудесными надмогильными крестиками, сделанными с необыкновенным вкусом.
От озера я повернул в глухую, нетронутую тайгу, где люди не слышали стука топоров, не видели тележных колес, а сено с пожней возили на связанных шестах. Я шел по старинной тропе, проложенной в незапамятные времена раскольниками-староверами, бежавшими от гонений. Вечером над моей головою бесшумно кружили круглоголовые ушастые филины. На земле лежали повалившиеся, отжившие свой век деревья, покрытые бархатным мохом. Много старых мертвых сосен прочно стояло на своих корнях, пропитанных смолою. Ветер сбивал с них сухие сучья, но деревья упорно стояли на смолистых корнях.
Так я пришел к знаменитому некогда староверскому монастырю, носившему имя Данилова пустынь. Это был небольшой поселок с такими же высокими и крепкими домами. Посредине стояла древняя шатровая деревянная церковь, в которой на полках стояли такие же древние иконы. У врат церкви висела большая икона, изображавшая ад, со страшными длиннохвостыми, рогатыми чертями. Грешники были подвешены крюками за ребра и длинные языки, сидели на раскаленных сковородах и в котлах с кипящей смолою. Впереди грешников шли на вечные муки православные священники в облачении, в клобуках и митрах.
Там же, в Даниловой пустыни, стоял большой старинный «большатский» дом, срубленный из толстых сосновых бревен, похожий на деревянную крепость. В тяжелых ставнях этого дома были вырезаны бойницы, из которых можно было стрелять стрелами и из кремневых пищалей. Вместе с провожатыми я забрался под закрытые ворота «большатского» дома, обошел его многочисленные комнаты, расположенные на различной высоте. Комнаты эти соединялись деревянными лестницами. Никогда в жизни не приходилось мне видеть подобных древних строений.
В Даниловой пустыни в глубоком лесу жили некогда самосожженцы-староверы. Они строили сруб без окон и дверей, собирались в нем, пели староверские песнопения и, чтобы спастись от преследований заживо себя сжигали. Рассказывают, что руководитель самосожженцев вовремя успевал уходить, перебирался в другое скрытное место и проповедовал самосожжение.
Данилова пустынь была на Севере главным оплотом староверов. Там они жили и молились. Пути к Даниловой пустыни, находившейся в глухой тайге, в давние времена никто не знал. Мне пришлось прожить несколько дней в историческом месте с потомками древних староверов, вспоминавших далекое прошлое. Я ходил на монастырское кладбище, заросшее высоким лесом, дивился красоте надмогильных древних крестиков. Крупные птицы поднимались на кладбище из-под моих ног.