Основная московская рать осадила Мстиславль. Посад был взят, но замок (центральная цитадель) остался в руках литовцев. Постояв несколько недель у Мстиславля и опустошив окрестности, русские ушли.
Бутурлин с новгородцами и псковичами быстро построил новый укрепленный город, получивший название Себеж. Литовцам появление крепости у себя под носом явно не понравилось, и уже в феврале 1536 г. Себеж был осажден войсками воеводы Андрея Немировича. По зимнему пути литовцы легко подвезли осадную артиллерию. Но литовские пушки не смогли разрушить укрепления Себежа. Воевода приказал увеличить пороховые заряды, что сразу привело к разрыву нескольких пушек. 27 февраля русский гарнизон пошел на вылазку, осаждающие бежали через озеро, но подтаявший лед провалился и озеро поглотило много людей и лошадей.
Весной и летом 1536 г. московские воеводы ходили воевать Литовскую землю под Любеч, сожгли посад Витебска, разорили много волостей и сел и возвратились домой с богатой добычей и большим полоном.
Кроме Себежа, на литовской границе были построены крепости Заволочье в Ржевском уезде и Велиж — в Торопецком. Крепости Стародуб и Почеп, покинутые литовцами, были восстановлены.
Еще в сентябре 1535 г. поляки в неофициальном порядке попытались заключить мир, а в июле 1536 г. король официально прислал малолетнему Ивану IV (1530–1584) посла — кревского наместника Никодима Техановского. Наконец 18 февраля 1537 г. в Москве (по традиции, которую великий князь уже не желал нарушать) было подписано перемирие сроком на пять лет, считая с 25 марта 1537 г. По этому перемирию Гомель оставался за Литвой, а ряд городов по левой стороне Днепра — Кричев, Рославль, Мстиславль, Чернигов и новопостроенные крепости Себеж и Заволочье — за русскими.
Перемирие 1537 г. соблюдалось обеими сторонами. Молодой Иван IV в это время был занят внутренними проблемами, крымскими и казанскими татарами. Литва и Польша тоже страдали от крымцев, да и престарелый Сигизмунд не желал новой войны. Любопытно обращение короля к литовской Раде в сентябре 1538 г., где он сообщил, что до истечения перемирия с Москвой остается только три года и потому надо думать, как быть в случае новой войны. «Что касается до начатия войны с нашим неприятелем московским, то это дело важное, которое требует достаточного размышления. Не думаю, чтоб жители Великого княжества Литовского могли одни оборонить свою землю без помощи наемного войска. Вам, Раде нашей, известно, что первую войну начали мы скоро без приготовлений, и хотя земские поборы давались, но так как заранее казна не была снабжена деньгами, то к чему наконец привела эта война? Когда денег не стало, мы принуждены были мириться. Какую же пользу мы от этого получили? Если теперь мы не позаботимся, то по истечении перемирия неприятель наш московский, видя наше нерадение, к войне неготовность, замки пограничные в опущении, может послать свое войско в наше государство и причинить ему вред. Так, имея в виду войну с Москвою, объявляем вашей милости волю нашу, чтоб в остающиеся три года перемирных на каждый год был установлен побор на первый год серебщизна по 15 грошей с сохи, на второй — по 12, на третий — по 10; чтобы эти деньги были собираемы и складываемы в казну нашу и не могли быть употреблены ни на какое другое дело, кроме жалованья наемным войскам».
После этого воинственно настроенное панство как-то притихло и о войне более не заикалось. В итоге ровно день в день по истечении пятилетнего срока перемирия, 25 марта 1542 г., в Москве польские послы подписали соглашение о продлении перемирия еще на семь лет с момента подписания.
В 1548 г. умер Сигизмунд I Старый. На польский престол взошел его сын Сигизмунд II Август, он же стал и великим князем Литовским. 13 февраля 1549 г. в Москве перемирие было продлено еще на пять лет. О вечном же мире не могло быть и речи: Литва не хотела мириться без Смоленска. Литовские послы настаивали: «Без отдачи Смоленска не мириться», — а московские бояре отвечали им: «Ни одной драницы из Смоленска государь наш не уступит».
Сигизмунд II Август
Замечу, что молодой Иван, еще не Грозный, не хотел мира и со Смоленском. Он говорил боярам: «За королем наша вотчина извечная, Киев, Волынская земля, Полоцк, Витебск и многие другие города русские, а Гомель отец его взял у нас во время нашего малолетства: так пригоже ли с королем теперь вечный мир заключать? Если теперь заключить мир вечный, то вперед уже через крестное целование своих вотчин искать нельзя, потому что крестного целования никак нигде нарушить не хочу».
И решил Иван IV с боярами «вечного мира» с королем не заключать, а заключить только перемирие, чтобы потом иметь возможность отвоевать свои старинные вотчины, а пока дать людям отдохнуть и разобраться с другими недругами. Если же послы начнут допытываться у бояр, на каких условиях государь согласен на вечный мир, то требовать уступки Гомеля, Полоцка и Витебска. Полоцка и Витебска требовать для того, чтобы «вечный мир» не состоялся, потому что если послы согласятся уступить Гомель, Смоленск, Себеж и Заволочье, то от «вечного мира» тогда отговориться будет сложно.
При подписании соглашения о новом продлении перемирия встретились затруднения с титулом Ивана, который сам себя объявил царем. Литовские послы были возмущены и говорили, что прежде этого не бывало. Бояре ответили, что прежде не бывало потому, что Иван на царство еще не венчался, а теперь венчался по примеру Владимира Мономаха. Но это послов не убедило, они отказались подписывать грамоту и собрались покинуть Москву. Иван с боярами долго обсуждал, можно ли подписать грамоту без царского титула. Бояре говорили, что теперь при угрозе еще двух неприятелей — крымских и казанских татар — можно обойтись и без царского титула, но Иван решил: «Написать полный титул в своей грамоте, потому что эта грамота будет у короля за его печатью. А в другой грамоте, которая будет писаться от имени короля и останется у государя в Москве, написать титул по старине, без царского имени. Надобно так сделать потому, что теперь крымский царь в большой недружбе и казанский также: если с королем разорвать из-за одного слова в титуле, то против троих недругов стоять будет истомно, и если кровь христианская прольется за одно имя, а не за землю, то не было бы греха перед богом. А начнет бог миловать, с крымским дело поделается и с Казанью государь переведется, то вперед за царский титул крепко стоять и без него с королем дела никакого не делать».
Послы — витебский воевода Станислав Кишка и маршалок Ян Камаевский — потребовали дать им грамоту о царском поставлении, каким образом государь на царство венчался и откуда его предки взяли царское имя. Царь, переговорив с боярами, решил такой грамоты послам не давать, потому что они составят на нее свои ответы и тогда «в речах будет говорить о том тяжело».
Послы уже распростились и сели в сани, но тут их вернули и позволили им написать грамоту от королевского имени без царского титула.
Для взятия присяги с короля о соблюдении перемирия в Литву отправился боярин-окольничий Михаил Яковлевич Морозов. В его миссию также входило добиться от короля признания царского титула Ивана, полученного им от предков, а именно от великого князя Киевского Владимира Мономаха. Король велел ответить Морозову, что прежде ни Иван, ни отец его, ни дед этого титула не употребляли, а что касается Владимира Мономаха, то, во-первых, это дела давние, а во-вторых, киевский престол сейчас находится в руках короля, и тогда уж король, а не великий князь Московский имеет право называться царем Киевским. Но так как титул этот ни славы, ни выгоды королю не обещает, то он его и не употребляет, тем более что все христианские государи называют царем только римско-германского императора. Если же король и великий князь Московский называют царями крымского хана и других татарских и поганских господарей, то это ведется из старины, давно их на славянских языках стали так называть, а сами себя они так не величают.
Спор о царском титуле привел к тому, что король не называл Ивана царем в своих грамотах, за что Иван в ответных грамотах не называл Сигизмунда II Августа королем. Гонцы не брали таких грамот и уезжали с пустыми руками.