Миранда у двери снова причитает потихоньку: «Ой-ой-ой!» — а Бэм, потирая ручки, принимается бегать по мастерской.
— И прекрасно, прекрасно, что не продали! Вас, Ольга Христофоровна, действительно посетил один из богатейших людей Востока. Афганец Хаджи Ага Маари. Великий знаток и коллекционер старины. Ковры — его страсть, он собирает их по всему свету. Где он только не побывал! Индия, Иран, Китай, Туркмения — всюду, где можно натолкнуться на древний редкостный экземпляр. И сюда явился с той же целью, знает, что сейчас многие семьи распродают из-за нужды фамильные ценности. Уж этот не постоит за деньгами! Миллионер! На что он только не идет, чтобы заполучить приглянувшийся ему ковер. А ваш ковер, уважаемая, — теперь я скажу вам со всей откровенностью, и вы можете поверить старику Бэму — ваш ковер — вещь редчайшая, бесценная! — Глаза Бэма снова лихорадочно прыгают из стороны в сторону. — Знайте это! Я полагаю, дата его рождения — двенадцатый век!! Вы только вдумайтесь, уважаемая, — двенадцатый! Таких ковров на целом свете осталось не больше десятка.
— И потому вы, дорогой Бэм, пытались перекупить его у меня за бесценок? — язвительно улыбается бабушка. — А все твердите: друг, друг! Я ведь сама давно поняла, что это — редкостный экземпляр.
— Да! — Бэм с покаянной яростью стучит себя кулаком в грудь. — Да! Каюсь! Хотел! Надеялся! Мечтал! В таких вопросах люди не бывают до конца искренни. Никогда! Нигде! — Голос Бэма падает до дрожащего шепота. — Дело есть дело, уважаемая Ольга Христофоровна, и своя рубашка, как известно, ближе к телу. И уж если Бэм открыл вам тайну ковра, уважаемая, берегите его. Берегите! — И Бэм опасливо оглядывается на дверь, словно кто-то может его подслушать.
— Что ж, спасибо за совет! — иронически кланяется бабушка.
МОИ БАБУШКИ
Слух о посещении бабушкиной мансарды таинственным Ага Маари и об огромной цене, которую он предложил за старенький выцветший ковер, разносится по всему дому, — верно, проговорилась Миранда. О ковре узнаёт и моя «другая» бабушка — папина мама, о которой я уже упоминала.
Бабушка Тата живет под одной крышей с нами, стенка в стенку, на том же третьем этаже, но, несмотря на соседство, у нас она — редкий гость. Мои бабушки, насколько я могу судить, не очень-то жалуют друг друга, и лишь много лет спустя понимаю, именно я являлась косвенной причиной их странной, тщательно скрываемой неприязни.
Вторая бабушка — совсем другая, она ни капельки не похожа на мамину маму: высокая, важная, представительная, с яркими черными глазами, с большим орлиным носом; он, однако, не портит ее, а, наоборот, делает еще величественней…
Мои бабушки занимают определенное место в истории, которую я начала рассказывать, и поэтому мне хочется подробнее описать их, тем более что обе они — незаурядные личности.
В каждой семье ость свои предания и легенды, передающиеся из уст в уста, из поколения в поколение. Есть такая легенда и в нашей семье — о прошлом моей главной бабушки Ольги, маминой мамы…
Она вышла замуж совсем юной, шестнадцатилетней, вышла не по любви, а по сватовству — ее выдали замуж за богача, владельца конного завода где-то под Ростовом. Бабушке, как она сама рассказывала, тогда было все равно — замуж, незамуж: юношу, которого она любила с детства, зверски убили в драке.
Так она попала в богатую и по-своему дружную семью, — беда заключалась в том, что новые родные не интересовались ничем, кроме денег, кроме своих все возрастающих доходов. Это было неизмеримо далеко от мира, в котором бабушка выросла и жила в детстве, от всего, чем она интересовалась.
Молоденькая невестка с первого же дня появления в доме мужа поразила всех предельным равнодушием к модным нарядам, к драгоценным безделушкам, которыми задаривали ее муж и свекор, свекровь и свояченицы. Она тосковала по своему дому, по привычному укладу жизни, по безвременно погибшему дорогому человеку.
И кто знает, чем окончились бы приступы нестерпимой тоски, если бы бабушка не привязалась к лошадям. Целые дни она проводила на конюшнях и в загоне, где объезжали лошадей, любовалась их стройными, грациозными телами, стремительными движениями. Потом ее потянуло рисовать — хотелось запечатлеть на бумаге их живость и красоту, — она завела альбомы и при малейшей возможности убегала к лошадям… А рисовать она пристрастилась с детства.
Ой, как хотелось ей быть подальше от семейной суеты, от торгашеских разговоров о процентах и прибылях! Она старалась выходить лишь к обеду и ужину, когда вся семья собиралась за общим столом. Дедушка был много старше, по-своему любил ее и, смущенно посмеиваясь, прощал ей причуды и странности. «Вот пойдут дети, и вся блажь из головы вылетит», — утешался он. А пока их не было, бабушка равнодушно принимала подарки — кольца и браслеты, ожерелья и серьги. Она небрежно расшвыривала их, оставляла где попало — на туалетном столике, в ванной комнате, забывала надевать, и если бы что-нибудь и пропало, не заметила бы пропажи.