Старик ест неторопливо, легко и бережно поддевая ножичком ломтики сыра. Раза два он настороженно оглядывается на недальние склоны, где разбрелись овцы. Папа замечает его беспокойство.
— Неужели, — спрашивает он, — орел может утащить взрослую овцу?
Вскинув над головой руку с ножом, пастух смотрит на папу с торжественной гордостью.
— О! — громко восклицает он. — Орел может, батоно! Может! Сильная птица! Царь-птица! В селении, говорят, маленькую девочку унес… Как и вы, шли в горы, девочка бегала, цветочки рвала. И — откуда взялся! Камнем упал, схватил в когти и унес… Мать с ума сошла — одна дочь была…
Рассказывая, старик поглядывает на меня, и мне становится не по себе. Я со страхом смотрю в небо и прижимаюсь к папе.
— Не надо бояться, девочка! — смеется старик. — Отец рядом, не будет беды…
Я внимательно рассматриваю пастуха, его словно высушенное солнцем лицо. Интересно, а что сказал бы о нем Гиви? Наверно, тут же придумал сказку, в которой жили бы такие вот мудрые старики, окруженные могучими и покорными псами.
Потом пастух расспрашивает папу о том, что происходит в мире, в Тифлисе он, оказывается, бывает не чаще трех-четырех раз в году.
— Человек, батоно, должен жить в горах, ближе к небу, — убежденно говорит он. — Здесь воздух как виноградный сок, пей его — проживешь сто… двести лет! О, я тоже могу жить в Тифлисе — родных много, но там дышать тяжело. Человек в городе больной, вялый. Есть у меня двоюродный брат, Котэ. Кондитер. На кого стал похож: толстый, ходит — задыхается…
Я чуть не подпрыгиваю на месте: дядюшка Котэ? Это про него говорит пастух? Про него, веселого, с глазами-изюминками, с черными глянцевитыми усами? Неужели дядюшка Котэ — родственник старого пастуха? Чудеса, да и только!
Резкий, тревожный лай Шайтана прерывает беседу. Мы с тревогой смотрим в сторону стада — над ним низкими кругами летает огромный орел. Овцы сбились в плотную кучу, и Шайтан с яростным лаем носится вокруг них. Даже издали видно, как шерсть пса встала дыбом. Кажется, ярость вот-вот подкинет его над землей, и он взлетит и намертво вцепится в хищника острыми желтыми клыками. Сейчас Шайтан действительно похож на дьявола.
Подхватив бурку, старик по-мальчишески легко бежит к стаду, щелкая на ходу бичом.
Прикрыв глаза от солнца ладонями, мы напряженно наблюдаем за поединком орла и собаки. Стоит хищнику опуститься чуть ниже, как Шайтан, словно подброшенный невидимой пружиной, прыгает навстречу птице. И у той не хватает дерзости сразиться с овчаркой. Широкими кругами орел взмывает все выше, все дальше от земли.
— Уй мэ, ай да Шайтан! — с восторгом кричит Амалия, прыгая на одной ножке.
— Ха-ароший пес, — похваливает и Васька, а от него не так-то легко дождаться похвалы. — Мне бы такую собаку!
Издали мы видим, что с другой стороны к стаду поспешно идет молодой парень в черной сванской шапочке.
— Реваз! Реваз! — кричит пастух, размахивая папахой.
Ага, так это и есть Реваз, племянник старика, тот, который умеет делать такой вкусный сыр!
Мне хочется, чтобы старик пастух вместе с Ревазом подошли к нам и рассказали что-нибудь еще, но старик, прощаясь, машет нам издалека папахой.
Возвращаемся мы тем же тряским трамваем, притихшие, уставшие от зноя и яркого света. Клонит ко сну. И когда я закрываю глаза, в них вспыхивают и потухают красные и оранжевые круги. От толчков и дребезга трамвая я то и дело просыпаюсь и вижу сидящего напротив Ваську с корзинкой на коленях. Там, прикрытая привядшей травой, спит подаренная мне черепаха — она будет жить на нашем с Гиви балконе. Хорошо!
ИЩЕМ ВОЛШЕБНИКА
С той самой минуты, когда за необычными посетителями бабушкиной мансарды затворилась дверь, Гиви потерял покой. При первой встрече он назвал странных гостей «волшебниками», и его фантазия все последние дни без устали рисует невероятные приключения, героями являются таинственный старец в чалме и его телохранители…
Гиви утверждает: зеленую чалму может носить лишь тот, кто побывал в Мекке, поклонился священной могиле Магомета. Значит, и наш Волшебник был там. Почему-то по пути с Черепашьего озера я все время думаю об этом, думаю о Гиви.
Дома, наскоро поужинав, я сразу же бегу на балкон — не терпится показать Гиви черепаху и красавиц пепел, рассказать о старом пастухе, о схватке Шайтана с орлом. И, как ни странно, я чувствую себя виноватой перед Гиви: я-то весь день развлекалась, а он без конца скручивал бумажные свои цветы. Бедный, ему так хотелось поехать! Наверно, соскучился и ждет меня.